«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

Ю. Ряшенцев – профессионал высшего класса. Он автор песен к множеству фильмов, среди которых «Три мушкетёра», «Гардемарины, вперёд!», «Рецепт её молодости», «Забытая мелодия для флейты», «Остров погибших кораблей» и др. Он автор русской версии мюзикла «Метро». Им написаны зонги к спектаклям М. Розовского «Бедная Лиза», «История лошади», «Романсы с Обломовым», «Гамбринус», «Убивец» (по Ф. Достоевскому). Ю. Ряшенцев – автор либретто оперы «Преступление и наказание» на музыку Э. Артемьева, оперы «Царица» Д. Тухманова. Всё, что делает в кино и театре Ряшенцев, – это не просто тексты, а «поэтическая фантазия» на тему классического произведения, точное поэтическое переложение мыслей классика. Прочтение Ряшенцева всегда бережное, адекватное подлиннику и в то же время индивидуальное, передающее мысли и переживания самого поэта.

Хамовники – территория любви

Поэтичны ли сами Хамовники или их сделал такими волшебник-поэт, влюблённый в «золотую слободу»! Он живёт здесь всю жизнь. Это его территория, его вотчина – бывшая московская окраина, слобода ткачей. «Душа вросла в округу», – написал Ряшенцев. А коль вросла – оторвать невозможно. Только с кровью…

Здесь прошло послевоенное детство «мальчика проходного двора», который, «над Ахматовой сидя с коптилкой», был всё-таки сыном хулиганской этой территории – «грешил блатною эстетикой: прохорями да малокозыркой». Он вырос на стыке двух культур: классической и дворовой. Впитал в себя и звуки улицы, и звуки высокой поэзии (дома звучали стихи Ахматовой и Гумилёва, на улице – «Гоп со смыком»). Так он обрёл свой неповторимый голос.

Хамовники причастны к успеху Ю. Ряшенцева в театре и кино – он может сделать любую стилизацию. Он будет убедителен и органичен, когда говорит и от лица полуграмотного одесского моряка, и от лица аристократа, но это всё будет потом. А пока Плющиха ещё булыжная, Усачёвка – «дощатая, барачная, доблочная». В Москве-реке, которая, правда, уже тогда была «грязна, прекрасна, глубока», – ещё можно купаться. Ещё сад Мандельштама, заросший, полудикий и прекрасный, не запирается в восемь часов вечера на замки сумрачными охранниками. Во дворах играет гармошка, доносится песня старьёвщика, колобродит пацанва с блатной повадкой, носятся над невысокими крышами голуби и вороны – замоскворецкие «синие птицы». Сороковые. «Запах счастья, сдобренного нищетой», «детство, нищее, сырое» и всё равно счастливое! «Уж с кем и связан кровно – с московским со двором»… Воздадут ли когда-нибудь Хамовники своему певцу?

Ещё один талант Ряшенцева – больше 70 лет прожить в не самом, мягко говоря, интеллигентном окружении и сохранить золотую середину отношений со своими простоватыми соседями. «У меня никогда не было к ним высокомерия. Зависть была. Положение интеллигентного мальчика в рабочем дворе – положение тяжелое. И я завидовал ребятам, которые не читали тех книг, которые я читал. Стеснялся говорить литературной речью и вынужден был говорить, как все. Зачем я буду разговаривать с человеком, который «по фене ботает», на языке Пушкина? Он не понимает половины из того, что я говорю. А я понимаю все, что он говорит, потому что вырос в этой среде. И это вовсе не значит, что я подлаживаюсь под него. И высокомерия у меня по отношению к нему нет».[35]