«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

Учился Ким с удовольствием. Но в рассказе Юлия Черсановича о студенческих годах слышится лёгкое пересмешничество: «В силу особенностей своего организма я был одним из непревзойдённых мастеров сдавать экзамены на халяву. Причём, представьте, я ни разу не пользовался шпаргалками. Они у меня были всегда. Я приходил на экзамен, переполненный шпаргалками, но так хорошо запоминал их в процессе создания, что выучивал наизусть, и мне не требовалось их вынимать из штанов, из подошв, из ушей. Один-единственный раз я воспользовался подсказкой, когда мне достался вопрос, мною не зашпаргализованный: содержание пьесы Горького «Достигаев и другие». Я до сих пор её не прочёл. Но мне тогда быстро передали содержание в трёх фразах, из которых я сочинил хорошую диссертацию и получил «пять» у Фёдора Харитоновича Власова».[37]

Юлий Ким «в течение всей институтской жизни стремился к универсальному европейскому образованию». Учил латинский язык, мечтал заниматься античной историей, выучить итальянский, французский, испанский. Зачитывался Анатолем Франсом. Потом задумал поступать в аспирантуру на кафедру советской литературы, изучал творчество Владимира Луговского. Ю. Ким и сейчас высоко ценит творчество советских поэтов романтического толка: Багрицкого, Светлова, Тихонова, Луговского, утверждая их безусловное идейно-стилистическое родство с творчеством шестидесятников. Карьере учёного-филолога Юлий Черсанович в конце концов предпочёл работу в школе и сочинительство. И кто знает, какого блестящего, острого критика мы потеряли в его лице. Но, наверное, на литературно-песенном поприще Юлий Ким сделал всё-таки больше.

Институт был для Кима, как и для всех его друзей-МГПИшников, местом творческой самореализации. Он был активным автором и участником капустников-обозрений, которые его команде перешли по эстафете от мэтров – Визбора, Красновского, Ряшенцева, Кусургашева, Фоменко. Роза Харитонова вспоминала, как в одном обозрении Ю. Ким, представляя, как он будет работать в Казахстане, пел: «Я казах, и отец мой казах, и мой дедушка тоже казах».

Не пропускал Юлий Ким и заседаний литературного объединения. Публиковался в «Ленинце» и «Словеснике». В официальной институтской печати выходили серьёзно-патриотические, но при этом абсолютно искренние стихи вроде поэтической передовицы «Нам сорок лет», приуроченной к очередному юбилею Октябрьской революции: «Я помню, словно видел сам, как гибли лучшие бойцы, как гордо отдали отцы дела несделанные – нам, и жизнь недожитую – нам…» Из этой же серии поэма «Война», которую в стенгазете иллюстрировал Юрий Коваль. Эта поэма была «вся насквозь проникнута гражданским антивоенным пафосом». Впрочем, в 1957 г. в «Ленинце» было напечатано довольно острое по тем временам стихотворение «Червивый гриб». В записных книжках Ю. Кима под этим стихотворением значится пометка: «Очень нравится Ряшенцеву». Современным студентам, кстати, тоже очень нравится.

Червивый гриб! Кому ты нужен?
Зачем ты мною обнаружен?
Зачем вообще ты рос и лез
Из кожи вон, позоря лес?
Жарища. Лень ногами двигать.
В глазах рябит. Виски в тисках.
А надо радоваться, прыгать,
Тебя в овражке отыскав.
Теперь мы новый гриб отыщем
И вскроем: вдруг он нездоров?
Из-за тебя не веришь тыщам
Нормальных, в сущности, грибов!

(«Ленинец», 1988 г., 7 апреля)

Ю. Ким, А. Ненароков