В Институте Времени идет расследование

Я облегченно вздохнул, разогнулся и поглядел на Аркадия. Он смотрел то на рисунок, то на меня с таким видом, будто я ему Сикстинскую Мадонну изобразил прутиком на песке. Он просто глазам своим не верил! Он еще раз поглядел на рисунок, снова перевел взгляд на меня — взгляд этот по-прежнему выражал безграничное изумление, — попытался что-то сказать и не смог.

— В чем дело? — заботливо спросил я. — Ты чего-нибудь не понял?

Аркадий снова беззвучно раскрыл и закрыл рот — я искренне любовался этим зрелищем, — потом глубоко вздохнул и помотал головой.

— Это ты, что ли, тут слонялся? — хрипло спросил он, тыча отобранным у меня прутиком в пунктир с точками.

Я скромно кивнул.

— Какого черта… какого дьявола тебя понесло в прошлое?! — яростно прошипел Аркадий. — Как ты вообще попал туда?!

— Ну, зачем так грубо? — с ласковой укоризной возразил я. — И нечистую силу ты совсем зря поминаешь. Я материалистически перешел, в согласии с законами хронофизики, и руководствовался при этом самыми благородными побуждениями. Тебя же спасти хотел… — невозмутимо продолжал я.

Аркадий отшатнулся и озадаченно уставился на меня.

— Какого еще меня? — подозрительно спросил он. — Ах, того… который умер… Понятно… только это был не я…

Он вдруг почти успокоился — только губы слегка подергивались да в глазах оставалось диковатое выражение.

Вспыльчив Аркадий Левицкий и самолюбив до крайности; иной раз я удивлялся, по каким мелким поводам он злится, бледнеет, багровеет, сжимает кулаки. Это плохо вяжется с его обычной скептической позой, с надменной и язвительной усмешкой. Темперамент у него буйный, вот и берет верх над рассудком.

Аркадий долго и сосредоточенно раздумывал. Потом, видимо, пришел к какому-то решению и ехидно улыбнулся своим мыслям. Я сочувственно глядел на него — пускай потешит душу, ведь последнее слово все равно за мной. Он не знал того, что знаю я. Теперь я был почти уверен, что это «здешний» Аркадий.

«Несостоявшийся покойник, — думал я, глядя на него, — что ты можешь сказать в свое оправдание, ну что?! Ты у меня в ногах должен валяться за то, что я тебя спас, утащил твои таблетки, бросая тем самым тень на свой моральный облик! А ты готовишь мне какую-то пакость… Ведь готовишь, я же вижу…»

Аркадий поглядел через мое плечо и вдруг широко ухмыльнулся. Что он там увидел? Я тоже хотел было повернуться, но Аркадий снова сдавил мне плечо своей железной лапищей и, глядя на меня в упор, сочувственно сказал:

— Самозванец ты мой несчастный!

— Сам ты самозванец и вообще ошибка природы! — отпарировал я. — Не забывай, что я тебя спас. Я ведь и назад могу все переделать, мне это раз плюнуть!

— Плюнь, дорогой, плюнь! — нежно произнес Аркадий. — Плюнь, а потом повернись — и приятно удивишься…

Я не успел ни плюнуть, ни повернуться — за моей спиной чей-то голос спросил:

— В кого это ты вцепился, Аркашенька?

— Да вот, в самозванца одного, — пренебрежительно бросил Аркадий и отпустил мое плечо.

Я быстро повернулся.

За моей спиной стоял… я!!

И лицо у меня на моих глазах становилось растерянным и глупым…

Линьков почти доволен собой

Линьков спрятал свою драгоценную находку, поднял голову и увидел, что черноволосый крепыш в клетчатой ковбойке очень ловко и напористо прыгает через груды досок и катушки кабелей, приближаясь к нему. Выбравшись на расчищенную площадку у первой хронокамеры, он весело крикнул:

— Это вам я понадобился? Так вот он я!

Узнав, что Линьков из прокуратуры, крепыш перестал улыбаться.

— Я — Демченко, бригадир. Слушаю вас, — суховато сказал он.

— Не беспокойтесь, у меня вопросы чисто технические, — заверил его Линьков. — Ни к кому из ваших касательства не имеют. Да я почти все уже и выяснил. Так, мелочи остались. Эта камера готова, как я понимаю? — Он тронул рукой огромный куб, рядом с которым они стояли.

— Да, она прошла испытания. Комиссией принята.

— Давно?

— Перед праздниками где-то… Ну, месяц назад.

— С ней уже работали?

— Ну что вы! — Демченко опять усмехнулся. — У нас тут не очень-то поработаешь. Сами видите, что делается. На консервации стоит камера.

— Понятно… А вот эти щиты, подставки и прочее — это все специально положили в камеру? Чтобы кто-нибудь ненароком туда не сунулся?

— Какие щиты? — удивился Демченко, поглядел в камеру сквозь стеклянную дверь и даже руками всплеснул. — У, лопухи! Вот я им!.. Фомич! — закричал он яростно. — А ну, Фомич, давай сюда!

Степенный полуседой человек в аккуратно пригнанном халате неторопливо подошел к нему и со спокойной укоризной сказал:

— Чего шумишь, бригадир? Я, чай, не глухой. Когда дрель утихнет, все нормально слышу.

— Мораль потом читать будешь! — нетерпеливо отозвался Демченко. — Ты лучше скажи, кто разрешил в камере свалку устраивать? Мало, что в зале свинюшник развели — не продерешься…

— Я не разрешал, — заявил Фомич, с неодобрением разглядывая камеру. — Видать, из нашей молодежи кто-то инициативу проявил.