В интересах революции

Еще одну интересную подробность девушка отметила, поднимаясь в вестибюль станции. Пути по обе стороны платформы были завалены вровень с полом станционного зала, плотно утрамбованным строительным мусором, а выходы в туннели защищены стальными воротами. Тут же были огневые точки, устроенные из мешков с песком. Высовывавшиеся из них стволы пулеметов смотрели в разные стороны. Таким образом, охранники в камуфляжной форме с красными нарукавными повязками имели возможность простреливать всю территорию концлагеря, оставаясь недосягаемыми для пуль неприятеля. Берилаг казался неприступным.

– Руки назад! За спину!

Приказ охранника напомнил Елене о том, куда она идет. Девушка ослушалась. Обернувшись, она презрительно взглянула на конвоира и принялась поправлять растрепанные волосы.

Охранник подтолкнул непокорную пленницу к двери в стене из красного кирпича.

– С ЧК разговаривать вежливо. Обращаться «товарищ комендант». На вопросы отвечать да или нет!

«Чека? Что это такое? Чрезвычайная комиссия?» – успела подумать Лена прежде, чем конвоир распахнул перед ней дощатую дверь. Сделав два шага вперед, Томская очутилась в помещении, освещенном только тусклым огоньком керосинки. Стеллажи с рядами каких-то банок, кресло, посредине письменный стол. Пленница решила, что хозяин кабинета еще не пришел, но в эту секунду за спиной щелкнул выключатель, и она зажмурилась от яркого электрического света.

– Ага, вот, значит, как выглядит комсомолка, предавшая Партию, – произнес кто-то хриплым голосом. – Мила, очень мила, ничего не скажешь. Разрешите представиться: Чеслав Корбут, здешний комендант и ваш покорный слуга.

Услышав фамилию Корбут, Лена непроизвольно вздрогнула. Когда глаза привыкли к свету, она внимательно рассмотрела начальника Берн лага На плече у высокого худощавого мужчины с длинными рыжеватыми волосами удобно устроился пушистый зверек с шестью лапами. ЧК бережно опустил его на пол.

– Погуляй, Шестера. Мне нужно поболтать с нашей гостьей. Комендант занял свое место за письменным столом, и Елена вдруг поняла, что лицо этого человека ей смутно знакомо. Где-то она его видела, но где? Большую часть своей жизни девушка провела на центральных станциях Красной Линии, где Берилаг казался просто страшной сказкой. Повстречать ЧК она могла разве только на митингах.

Впрочем, вскоре внимание девушки тут же переключилось с коменданта на стеллажи за его спиной. Рассмотрев содержимое банок, она вздрогнула, и тут же к горлу подступила тошнота, а голова закружилась. Из нескольких банок на нее глядели сквозь пленку век мертвыми глазами заформалиненные человеческие зародыши.

– Что, страшно? – насмешливо спросил ЧК, пристально глядя в глаза пленнице.

Мало кому удавалось выдержать его тяжелый взгляд, но у Елены получилось. Первым отвернулся Корбут.

– Вы изменили делу партии, перешли на сторону идеологического противника, – заговорил он. – И будете наказаны. Жестоко наказаны – по заслугам. Однако я не зверь, поэтому изыскал возможность выделить вам отдельную камеру. По здешним меркам – номер люкс. Вы не против, если иногда вас будут посещать с ночными визитами наши лучшие охранники?

– Да пошел ты! – Елена справилась с приступом тошноты и обрадовалась тому, что может говорить четко и внятно. – Когда сюда придет Томский, в бордель запрут тебя самого. Ты уже покойник, понял?!

– Что ты знаешь о покойниках, дура? – зашипел комендант. – И что ты знаешь обо мне?

Дрожа от возбуждения, он встал и приблизился к стеллажу.

– После устроенной тобой заварухи тело моего отца так и не нашли. Его гробом стала эта банка! Смотри сюда!

Чеслав сорвал покрывало с самой большой емкости. Увидев обезображенную голову профессора Корбута, Елена машинально схватилась руками за живот, глаза у нее закатились, и она рухнула на пол. Из-под стеллажа вынырнула Шестера. Она обнюхала девушку, а потом лизнула ее в бледную щеку, чем несказанно удивила хозяина. Почувствовав укол ревности, Чеслав бережно накрыл банку тканью. Реакция Елены доставила ему удовольствие. Он наклонился, поднял с пола Шестеру и сказал ей на ухо:

– Это просто обморок. Скоро пройдет…

* * *

Худой седовласый старик с длинной бородой патриарха и собранными на затылке в хвост волосами стоял на коленях перед маленькой картонной иконой, освещенной трепещущим светом горящего фитиля, вставленного в жестяную плошку с машинным маслом. Тонкая ткань долгополого, похожего на рясу балахона не защищала от маленьких камней, устилавших пол комнатушки. Они впивались Владару в колени, но за долгие часы, проведенные в молитвах, кожа на них загрубела настолько, что старик почти не ощущал боли. Только легкое покалывание, помогавшее не отвлекаться от занятия, которому Владар посвятил последние тридцать лет.