Читаем В интересах всех фронтов полностью

Закончив подготовку к полету и выслушав последние указания командира полка, все вылетающие экипажи по установившемуся порядку отправились на аэродром, к стоянке своих самолетов. Когда мы уже надевали летную амуницию, подошел комиссар нашей эскадрильи Владимир Васильевич Николаев.

Летчик по образованию и опыту работы, он был недавно выдвинут на эту должность, но по-прежнему входил в боевой расчет экипажа Владимира Пономаренко в качестве второго летчика и летал на боевые задания наравне со всеми. Тем не менее он успевал всюду, был в курсе всех дел и жизни эскадрильи. Владимир Васильевич был моложе многих из нас, однако, несмотря на это, пользовался большим авторитетом.

Я сидел под плоскостью самолета на 500-килограммовой бомбе, натягивал на хромовые сапоги меховые унты и не заметил, когда комиссар сел со мною рядом.

- Что же вы, товарищ Ушаков, не сказали мне, что получили неприятное известие? - с некоторой обидой спросил комиссар.

- Это мой личный вопрос, - стараясь быть спокойным, ответил я.

- Когда человек готовится в бой, у него остается мало сугубо личных вопросов. Я знаю, известие из дома не повлияет на выполнение вами боевой задачи. Вы человек волевой... - Комиссар сделал небольшую паузу, и в это время прозвучала команда Арсена: "По местам!" Беседа наша оборвалась. Владимир Васильевич пожелал нам успеха, и мы расстались.

Взлетели первыми, с некоторым упреждением по времени от остальных экипажей, потому что нам предстояло отыскать и обозначить цель. До Мичуринска летели в светлое время, город был закрыт облаками, поэтому разворот на новый курс сделали по расчету времени. Через час облачность опять оборвалась. Мы вышли точно на Новохоперск, где нас повстречала темнота.

Небольшой серп луны, возвышавшийся над. горизонтом, помог точно определить место при пересечении Дона. Оказалось, что нас сносило ветром влево на семь градусов. Ввел поправку в курс. Теперь надо не пропустить момент пролета реки Северский Донец. Это последний надежный ориентир, от которого до цели около двадцати минут.

Начали снижение. Бомбить было решено с высоты 3300 метров. Когда вышли на Северский Донец, я дал курс на цель. Расчетное время истекало, вот-вот должен был появиться аэродром. Луна уже зашла за горизонт. До рези в глазах всматриваюсь в темноту, пытаюсь что-нибудь опознать, но это не удается. В условиях Донбасса ориентироваться ночью вообще трудно.

Наконец мы над целью. Зенитчики молчат - не хотят своим огнем подтвердить точность моих расчетов. Мелькнула, едва заметная, прямая как стрела, серая линия - полоса. Тут же сбрасываю САБ, она отстает от самолета и на высоте 2000 метров взрывается. Хвостовой стрелок доложил:

- Под САБом ровное поле.

Пока разворачивались на второй заход, время горения САБ истекло. У артиллеристов выдержки хватило: даже после того, как была сброшена светящая бомба, они не открыли огонь.

Развернулись, прошли над кромкой полосы под углом 90-100 градусов. Я сбросил две РРАБ-2 и еще одну САБ. Прижался к стеклу. На большой площади замелькали разрывы осколочных и зажигательных бомб. Начали стрельбу по нас зенитные пулеметы, но артиллерия по-прежнему молчала.

Делаем третий заход, и опять на ощупь. Надо спешить - товарищи на подходе. Извилистая граница аэродрома скорее угадывается, чем просматривается, настолько слабо видны ее контуры. Времени, однако, больше нет, и решаю сбросить все 22 бомбы, а в центре серии - последнюю САБ. Довернул самолет вдоль этой то ли действительной, то ли кажущейся границы аэродрома и нажал на кнопку сбрасывателя.

С интервалом сорок метров полетели к земле вперемешку осколочно-фугасные и зажигательные стокилограммовые бомбы. И тут вместе с пулеметами заговорила малокалиберная артиллерия. Их выстрелы мне видны хорошо - стреляют слева, следовательно, мы летим строго по границе аэродрома. Начали рваться бомбы, освещая то кусты, то группы деревьев. Два взрыва осветили самолеты. Однако пожаров не возникло. И только предпоследняя зажигательная бомба разорвалась у какой-то небольшой деревянной постройки и подожгла ее. Трудно было предположить, поможет ли этот костер моим товарищам, поэтому возвращался я на базу с чувством неудовлетворенности результатами своего бомбометания.

Пересекли линию фронта. До рассвета было далеко. Мысли о семье не давали покоя. Вновь и вновь возникали в памяти слова Кости, командира полка, комиссара эскадрильи...

"Вот какая война, - рассуждал я. - За тысячу километров от линии фронта отозвалось ее эхо. Жена борется за свою жизнь - кто знает, чем эта борьба закончится... А сегодня же несколько пулеметных очередей прошли совсем близко от нашего самолета. Могло случиться, что семилетней дочери Галине война в один день нанесла бы непоправимый удар...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии