В интересах всех фронтов

Через несколько секунд у Прокофьича появились первые признаки дыхания. Затем борттехник глубоко вздохнул и открыл глаза. Они не выражали ни испуга, ни удивления, он хотел что-то сказать, но тут же заснул. Дыхание его окончательно выровнялось. Кищенко быстрее пришел в себя. Открыв глаза, он приподнялся и спросил:

— Чего вы от меня хотите?

Пришлось объяснять, что произошло. Тогда, показав на лежащего Прокофьича, Кищенко спросил:

— Умер?

— Нет, жив! Спит.

Через некоторое время Прокофьича решили разбудить. Встал наш борттехник с трудом. Лицо его сильно побледнело. Пришлось и ему рассказать о приключившемся. Кищенко окончательно оправился и уже орудовал у приборной доски, переговариваясь с летчиком, а Прокофьич, не прошло и минуты, снова заснул.

Гроза осталась позади. Мы скатились по наклонной с вершины грозового облака, миновав его центр. Самолет еще бросало, но это была уже обыкновенная болтанка.

Пока мы оказывали помощь борттехнику и его помощнику, летчики все время запрашивали стрелка, как он себя чувствует. Тот всякий раз отвечал:

— Хорошо.

Как выяснилось позже, кислорода в его баллоне было достаточно, а отказал манометр. Молодой, неопытный стрелок просто не мог понять, в чем дело…

Когда мы вышли под облака, сняв курсовой угол приводной радиостанции, я определил район местонахождения. Оказалось, что отклонились на девяносто пять километров к северу. Произведя необходимые расчеты, настроился на приводную радиостанцию. В это время она передавала вальс Штрауса.

Через час мы произвели посадку.

На земле нам сообщили печальную весть: взлетевший с нами самолет В. Бидного на высоте четыре тысячи метров вошел в мощное грозовое облако, перевернулся и разрушился. Лишь некоторым членам экипажа удалось выброситься с парашютом, остальные погибли.

По объектам глубокого тыла

Обстановка под Сталинградом оставалась тяжелой. С отходом наших войск на восточный берег Дона положение еще более обострилось. 19 августа противнику удалось форсировать Дон в районе Вертячего, прорвать нашу оборону и к исходу 23 августа выйти к Волге.

Для наращивания мощи бомбовых ударов по войскам и технике врага пять дивизий АДД были перебазированы с удаленных аэродромов ближе к району боевых действий и совершали теперь по два-три боевых вылета в ночь.

Для решения этих задач была привлечена и 45-я авиадивизия. Полеты мы выполняли со взлетом и посадкой на подмосковном аэродроме. По времени они были продолжительными, результат от них ожидался высокий: на каждый самолет подвешивалось до четырех тонн бомб разных калибров и модификаций.

После того как немецкие войска вышли на ближние подступы к Сталинграду, фашистская пропаганда начала очередную кампанию лжи, утверждая, что Советская Армия уничтожена. Необходимо было быстро и убедительно опровергнуть эту ложь, дав врагу на далеком расстоянии от фронта почувствовать силу советского оружия.

Поэтому, несмотря на исключительно тяжелую обстановку под Сталинградом, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение — во второй половине августа и первой половине сентября, одновременно с активными действиями в интересах наземных войск, нанести мощные бомбовые удары по Берлину, Данцигу, Кенигсбергу и другим крупным городам. В этих налетах планировалось участие и 45-й дивизии. Радиус действия самолетов ТБ-7 позволял совершать столь дальние полеты и с нашего основного аэродрома.

Первый удар предстояло нанести в ночь на 19 августа по объектам Кенигсберга и Данцига. 746-й авиаполк должен был бомбардировать военно-морскую базу и судостроительные верфи в Данциге. Бомбовая загрузка нашего самолета четыре тонны: две ФАБ-1000 и одна ФАБ-2000.

По прогнозу безоблачно было только в районе цели, а по маршруту от самого аэродрома — десятибалльная облачность. Когда взлетели, облачность была толщиной около трехсот метров, и вскоре мы оказались за се верхней кромкой.

Несколько минут летели, задевая верхушки облаков, напоминавших огромные копны хлопка. Казалось, упади на эту копну — и она удержит тебя…

Так как земли не было видно, что исключало визуальный контроль полета, я с нетерпением ждал наступления темноты, чтобы ориентироваться по звездам. Радиостанции оказались далеко позади и уже не могли вести нас с необходимой точностью.

Стало темнеть. Сначала появилось несколько звезд, а затем все небо загорелось мириадами «лампочек» различной величины. Мы были уже высоко над облаками. Теперь они казались нам ровной темно-серой поверхностью. Через каждые двадцать минут измеряю высоту Веги, Полярной звезды и определяю место самолета. Но первая же расчетная точка заставила задуматься. Она далеко отстояла от того места, которое было определено с учетом предполагаемого ветра.

Неужели ошибся?.. Следующее измерение подтвердило предыдущее. Жду еще несколько минут и по полученным двум расчетным точкам и времени полета определяю среднюю путевую скорость.

Теперь сомнений нет. Встречный ветер съедает сто километров.

— Товарищ командир, — обращаюсь к Додонову, — есть новость.

— Что такое?