Юноша этот никак не мог примириться с тем, что он только готовит к полету вооружение. Он поставил себе целью во что бы то ни стало летать. Об этом мне рассказал Михаил Родных, когда я выступил перед ним ходатаем.
Командир согласился взять Селезнева. Я был рад за него, ибо всегда считал себя обязанным помочь людям, которые ставят себе благородную цель, не боясь риска.
Получив разрешение на полет, Селезнев крикнул что-то стрелку, которого должен был заменить, затем с молниеносной быстротой притащил из землянки приготовленное летное обмундирование и начал проворно одеваться.
По сигналу зеленой ракеты запустили моторы. Собрались было выруливать, но тут к самолету подъехала легковая автомашина, и из нее вышел начальник политотдела дивизии подполковник Ю. И. Николаев. Я сообщил об этом Михаилу, а сам спустился по трапу на землю, чтобы выяснить цель приезда начальника.
— Полечу с вами, — сказал подполковник. — Задание важное. Хочу лично посмотреть результаты бомбардирования цели. В ваши действия вмешиваться не буду, работайте спокойно, как всегда.
Это, конечно, хорошо, подумал я, но все же присутствие в кабине старшего начальника, которому будет все видно и слышно, не могло вызвать у меня особой радости. Но что делать?..
В штурманской кабине было установлено дополнительное сиденье, на котором, подложив под себя парашют, и устроился подполковник Николаев. Взлетели последними. Было еще светло. В районе аэродрома стояла безоблачная погода, но уже минут через двадцать появились высокие перистые облака-барашки.
Перистые облака образуются на высоте более 6000 метров, часто при натекании теплого воздуха на холодный. В этом случае они — первый признак приближения теплого атмосферного фронта, который, как правило, удален от этих облаков на 700–800 километров. Обычно за 300–400 километров от границы теплого фронта облачность снижается до 200–300 метров, и из нее выпадают обильные осадки.
По мере продолжения полета облачность, уже закрывшая все небо, действительно снижалась к западу. Вот и линия фронта. По вспышкам артиллерийских орудий и пожарам ее нетрудно определить с воздуха. Шел ночной бой. Горел Курск. Мы летели на высоте 1200 метров, буквально задевая крыльями облака, которые уже полчаса заставляли нас идти со снижением.
От Курска изменили курс, и минут через двадцать прибор показывал высоту только 800 метров. В полной темноте вышли на железную дорогу Курск — Льгов, которая с трудом просматривалась на фоне сильно потемневшего снега. Навстречу нам двигались две световые точки. Время от времени они выбрасывали довольно сильные снопы света. Справа по шоссе, которое в этом месте вплотную прилегает к железной дороге, шло около трех десятков машин с включенными фарами. При нашем приближении фары погасли.
— Что это значит? — спросил Родных.
— По железной дороге идет состав. Причем с двумя паровозами, — заявил я. — А вот что происходит на шоссе — сказать трудно. По-моему, просто движется автоколонна.
Цель на железной дороге заманчивая, но бросать бомбы по случайным объектам нельзя. И мы продолжали путь на запад. Через несколько минут радист доложил:
— Товарищ командир, основная цель закрыта низкой облачностью, получено разрешение бомбить запасную.
— Ну как, штурман? — спросил командир корабля. — Что будем делать?
— Что делать?.. — вопросом на вопрос ответил я, обдумывая решение. Мысль о том, что под прикрытием низкой облачности, не ожидая воздушного налета, будет спокойно работать железнодорожный узел противника, меня волновала. — Надо бы самим посмотреть, — предложил я. — Может, удастся сбросить хотя бы пятисотки…
Подполковник сосредоточенно слушал наш разговор, не вмешивался.
— Я летчик. Мое дело пилотировать и не зацепить за землю, а остальное дело твое, — шутливо поддразнил меня Михаил.
Высота уже триста пятьдесят метров. За бортом дождь. Казалось, надо бы прекратить полет к основной цели, так как бомбы в пятьсот килограммов можно сбрасывать с высоты не менее четырехсот метров, в противном случае от взрывной волны и осколков может пострадать самолет.
Все это я считал правильным, когда был на земле. Но сейчас мне эти нормы казались не такими уж неоспоримыми. «Неужели не удастся выполнить бомбометание по Льгову?..» Эта мысль по-прежнему не давала покоя.
Подходит расчетное время появления железнодорожного узла. Шоссейную дорогу я уже потерял, после того как она сделала крутой поворот к югу, и следовал рассчитанным мною курсом. Видимость стала еще хуже. Дождь делал свое дело, превратив весь земной покров в один сплошной темно-серый фон. Я еще раз произвел перерасчет времени, ошибки не обнаружил, включил в кабине полное освещение и по карте крупного масштаба уточнил ориентиры в районе цели.
Вот-вот должна появиться цель…
Почти ложусь на стекла пола кабины, напрягаю до предела зрение, но ничего не различаю в темноте. Открыл боковое окно. Струя воздуха вместе с брызгами дождя ворвалась в кабину. Посмотрел в сторону выхлопных патрубков, и все стало понятно: мы в облаках.
— Почему в облака зашли? — спрашиваю у Михаила. — Выходи, ничего же не видно.