– А мне уже не видать такой встречи! Я оставил все, отрекся от родных, от матери и уже не мечтаю вернуться в тот дом, где родился. Дом мой там! Там, у источника спасения, будут меня встречать! Но тут же он вспомнил слова Спасителя: «Нет никого, кто оставил бы дом или братьев, или сестер, или мать, или жену, или детей, или земли – ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне во время сие, среди гонений, во сто крат более домов и братьев, и сестер и отцов и матерей и детей и земель, а в веке грядущем и жизни вечной» (Марк 16:29-30). И грядущее полностью подтвердило в его жизни эту истину.
Они ехали дальше. К вечеру, когда уже стемнело и стали светить звезды, показались и огни железнодорожной станции и послышались паровозные гудки.
Расспрашивая в поселке, прилегающем к станции, о том, есть ли тут верующие, Лева вскоре подошел к избушке, в которой, как было слышно, живет брат.
Глава 21. Предательство
»… Предаст же брат брата…»
Мтф. 10:21
Хотя было поздно, но на стук Левы дверь тотчас же отворилась. В дверях стоял плотный высокий мужчина.
– Мир вам! – сказал Лева.
– С миром принимаем! – ответил басом хозяин и попросил проходить в дом. Прошли темные сени, и он отворил перед Левой дверь в ярко освещенную комнату. Множество детворы сидело за столом, на который мать, высокая, полная женщина, ставила ужин.
И слова «с миром принимаем», и плакаты на стене с текстами, – все говорило о том, что Лева попал к брату. Поприветствовались.
– Ты что-то вроде военного, – сказал хозяин, рассматривая гостя.
– Да, добрый воин Иисуса Христа, – сказал Лева, снимая вещевой мешок и все свои доспехи.
– Откуда же Господь направил?
– Сейчас из Уила.
– Из Уила? – изумился хозяин. – Далекий путь! Лева кратко рассказал о себе.
– Ну и рисковый же вы человек! – сказал брат, усаживая гостя за стол. – Разве можно…
Он не договорил, о чем думал, и предложил помолиться, предполагая, что гость сильно проголодался. Действительно, скрывать было нечего: у Левы аппетит был прекраснейший. Сестра поставила на стол горячие щи. Они были очень вкусные, и Лева, не стесняясь, как в родном доме, стал их есть.
– А у меня здесь домашняя церковь, – сказал хозяин. – Все дети поют, а жена хористка была.
– А что теперь? – спросил Лева.
– А теперь у нас все разрушено, ни молитвенного дома, ни хора.
После ужина спели семейным хором: «Мой дом и я служить хотим, Тебе, Господь, лишь одному, но дай мне силы самому, примером быть…»
– Я известен тут как сын старика; ведь мой отец – пресвитер здешний общины Иванов. Он не раз бывал у вас, в Самаре, бывал и в вашем доме, рассказывал про вашего папашу. Ведь у нас здесь такая община была: и молокане здесь были, и трясуны начинались. Но главное дело Божие было среди нашей общины. Сколько радости было, какие съезды, пение! А теперь… камня на камне не осталось. Многих арестовали. Отец мой уехал, и остался я один, как сын старика. И моей души ищут…
– Как же это так все получилось? – спросил Лева. – Ведь не могут же так, без всякого, закрывать, арестовывать. Откуда же Иуды взялись?
– Да, гостеприимством мы обладали широким. Бывало, кто ни придет, всех привекали. Были всякие люди. Вот, например, приехал один, сидит на собрании. Спрашиваем: «Брат?» – отвечает «Брат»… «Из проповедующих?» – Говорит: «Из проповедующих». Ну, пошептались между собой, решили дать ему слово. Уж так он сказал, так сказал, всех растрогал, у всех на глазах слезы… Вот мы и обрадовались: «Вот брат приехал, так брат». А он обобрал верующих и исчез. Слышим дальше, он у молокан. Те спрашивают на собрании:
«Брат?» – он говорит: «Брат». Ну, говорят ему, спой псалом. А он так запел, так запел псалмы! Молокане говорят: «Вот уж брат приехал, так брат!» А он и их обобрал и скрылся. Слышим, попал к трясунам, как начали молиться, он как крикнет: «Дай дух! Дай дух!» Да притопнет, да заговорил на языках, трясуны говорят: «Вот брат, так брат!…», а он оказался обманщик.
– Так он и навредил вам? Общину закрыли? – спросил Лева.
– Нет, не совсем он.
– Да кто же?
– А вот, у Христа было много учеников, а самые близкие, неразлучные – двенадцать, и один среди них оказался… Иуда. Так и тут…
– Да кто же? – снова спросил Лева.
– Ваш, ваш, с Волги. Самый лучший друг, благовестник большой, поэт. С какой любовью мы принимали его, как одаривали…Вот он и погубил братьев.
– Уж не Филадельфийский ли? – с ужасом спросил Лева, широко открыв глаза.
– Он самый, благовестник всесоюзный. Он у нас здесь жил перед арестом братьев, и ничего плохого не было, ни слова. Не знаю: или его заставили написать на братьев, или из-за денег, только видел я, и его захватили, а он тут же им какую-то бумажечку показал, и его сразу освободили. И уехал. А у нас и дом молитвенный отобрали, и много сирот, вдов оставили…