В Иродовой Бездне. Книга 3

Вот пришло и лето! Маруся писала, что собирается приехать к нему на свидание. С нетерпением ждал этого дня Лева. Как-то они встретятся? Как дадут свидание? Лева старался об этом не думать, возлагая все заботы на Отца. Но мысли шли, ожидание нарастало. Лишь только тот, кто был в заключении, кто долгие месяцы, а возможно, и годы был в разлуке с близкими и родными, поймет, что означает для него слово «свидание».

Спаситель знал томление каждого сердца и знал, что переживает узник. И потому-то Он так высоко ставил заповедь: «Был в темнице, и вы посетили Меня».

Это была пора, когда общины, церкви были разбиты. Каждый верил в душе, но на подвиг — посетить заключенного — кто бы мог отважиться? И за всю многолетнюю тюремную жизнь в изгнании никто из верующих не посетил Леву, не взял свидания. Лишь только мать однажды и жена дважды посетили его.

И даже тогда, когда братство было восстановлено и новые бури неслись над головой Левы, никто не решился взять с ним свидания. И это вовсе не потому, что оно было невозможно — «кто ищет, тот всегда найдет», а потому, видимо, что, как это понимал и сам Лева, уровень любви Христовой в те дни в братстве не был на должной высоте.

Ожидая Марусю, Лева невольно вспоминал, как когда-то к нему на Беломорский канал приехала его мама на свидание. Даже самые черствые преступники глубоко переживают свидание с матерью, и в одной тюремной Песне поется:

«Не дождусь я того воскресенья,

Когда мать на свиданье придет

И своей материнской слезою

Арестантскую грудь обольет»

О, как рад был Лева тогда приезду мамы! Им тогда выделили на берегу реки Выг маленькое помещение при центральном насосе. И какие счастливые часы они имели там! Мать привезла Евангелие, приходили заключенные братья, и она была матерью всем им.

Это было несколько дней, но они записаны на небе.

…И вот, наконец, Маруся приехала. Охранник сообщил ему, что жена стоит у проходной. Он подошел, помахал ей, своей маленькой Марусе. Глаза ее сияли.

— Вот добралась до тебя! — крикнула она. — А дорога-то все лесом, лесом. Шла, шла…

Впоследствии Маруся описала весь свой путь в стихотворении, в виде дневника:

Да, ехать дальше труден путь,

Но надо, надо как-нибудь

Найти дорогу попрямей.

Мне ехать хочется скорей…

Спросила у людей. Ответ:

«Туда прямой дороги нет».

Здесь горы, здесь кругом леса

и вечно хмуры небеса.

Билет на поезд не дают:

Здесь по неделям люди ждут.

Километров-то много здесь?

Да двести или триста есть!

Пешком туда ведь не дойдешь,

Медведю в лапы попадешь…

И в руки карту я взяла.

По карте всякие пути

Проехать можно и пройти.

Но все кругом далекий путь.

Нельзя ли ближе как-нибудь?

Скорее надо мне, скорей!

И вот черта реки прямой.

Что за дорога? — Самолет!

Как не придумала вперед!

Вот путь чрез горы и леса:

Подняться надо в небеса

и опуститься там, вблизи.

Скорей лети, скорей вези!

И замирает сердце вдруг,

Но это вовсе не испуг,

а нетерпенья трепет мой.

Тебя увижу ль я, родной?

С тобою вместе будем мы.

Исчезнет горе власти тьмы.

В душе моей рассвет и день;

Падет покров и ночи тень…

Я с вечера собралась в путь,

Рассвета дождалась чуть-чуть.

А ночью гром и дождь шумит.

Вдруг самолет не полетит,

Коль будут тучи и гроза?

Сомкнуть я не могла глаза.

Но утром ясен небосвод.

В одиннадцать будет самолет, —

По телефону говорят.

Я собираю свой «наряд»:

Галоши, плащ и сухари.

Как не боишься ты? Смотри,

ведь для полета труден путь.

Не лучше ль будет отдохнуть,

день, два иль три машину ждать —

Здесь славно можно погулять…

А что вы говорите мне?

Я полетела б и во тьме

и поплыла бы в ураган;

Ведь там родной мой «мальчуган».

На аэродроме ждет машин

Какой-то важный гражданин

и девушка. Она спешит.

Но как начальник разрешит?

И ждали, ждали целый день…

Сначала тучи, ветер, темь,

затем — в машине перегруз…

О, нет, я, верно, не дождусь!

И так до вечера ждала,

И снова день и до утра…

Наутро ожиданье тож,

А день сияющий погож.

Но вот идут, меня зовут,

Мне вещи на поле несут.

И взмыли вверх. Лишь ветра свист.

Смотрю я из кабины вниз:

Леса, и горы, и поля…

Ух, далеко внизу земля!

Мы под горой идем, и вот

мне говорит вдруг пилот: —

Грозу передают сейчас.

Придется сесть в недобрый час

Не там, где надо. Как-нибудь,

куда-нибудь, Лишь дотянуть… —

И, сели… Ждали. Снова день.

То дождь, то ветер, тучи, темь.

Ведь самолет-то мой «У-2»,

летает он едва-едва.

Но все же он меня довез

скорей, чем черный паровоз.

До Белорецка добралась,

Пешком я дальше пробралась

Через леса, через поля…

Везде родная ведь земля!

Усталости не знала, нет.

Скорей бы донести привет

Тебе от мамы, от друзей

И увидаться поскорей!..»

К Леве относились все хорошо: и начальство и охрана. Начальник конвоя приютил жену Левы в своей семье. Лева подал заявление — разрешить свидание с женою. Ему разрешили — на три дня.

Свидания в этой лесной колонии еще не были организованы, не было и помещения для них. Поэтому начальство, посоветовавшись, определило, чтобы свидание происходило в проходной — той самой, через которую проходили конвой и бригады.

Свидание разрешалось только на пятнадцать минут. Это было меньше всего, что они ждали. В неуютной, грязной проходной, на скамейке у перегородки надлежало им встретиться.