В Иродовой Бездне. Книга 4

— В эти весьма трудные годы, — говорил он, — голод стучался в двери, и были случаи, когда от великой нужды люди поступали нечестно. Чтобы прокормить детей, брали колоски с колхозного поля и вообще делали то, что осуждала совесть. Теперь, проснувшись, мы оплакиваем свои слабости.

Лева вновь и вновь проверял себя. В своих записках, дневниках, которые он вел, а также на страницах книги Л. Н. Толстого «Круг чтения», он вновь отмечал свое бессилие перед Господом и молил о мудрости дорожить временем.

Немало времени уходило также и на то, чтобы писать письма и отвечать на них. Он аккуратно писал своей жене Марусе, которая была в авиации, ведущей наступление, начиная от Сталинграда. Писал он и своей маме, и многим близким в Куйбышеве, в Уфе, в Белорецке и в дорогом Чапаевске. Для более аккуратного корреспондирования он даже составил особый график и старался следовать ему. Шли недели. Он вникал в Слово и в то же время читал книги, особенно художественные произведения Льва Толстого, перечитал его «Воскресение». Несмотря на занятость, он все время чувствовал какую-то тревогу, тоску. Это была тоска по тем близким, отдавшимся Господу, которые были в Куйбышеве и в Чапаевске.

Однажды ему из райздрава дали командировку в Куйбышев, за медикаментами. Это была большая радость. Неожиданно появился он в доме Алексея Ивановича, его обнимали, целовали, как самого родного.

А вечером было собрание. Перед собранием он вместе с некоторыми юными посетил дочь одной сестры. Она была совершенно неверующая.

— Мне идти с вами на собрание, — говорила она, — совершенно незачем. У меня другие интересы. Ну, пусть ходит моя мама, старушка, это понятно…

Дух побуждал пришедших убедить ее пойти с ними на собрание. Наконец она согласилась, но когда они пришли, собрание уже началось, и даже в сенях не было места. Она осталась в прихожей, а Лева и другие с трудом протиснулись вперед. Молились, пели, читали Слово Божие. Когда был возвещен призыв — что Господь спасет и ныне, и каждый может воззвать к Нему, люди каялись. Перед самым концом молитвы из прихожей вдруг послышались рыдания:

— Я погибшая, я погибшая… — вся в слезах говорила та девушка. — Ведь когда были взрывы, я осталась жива; я знала, Бог чудом сохранил мне жизнь, но я отвергала Его, а в душе сознавала: Он любит. Господи, прости мою душу грешную! — молила она. И Бог ответил ей. Она получила радость прощения, ее приветствовали родные ей теперь сестры, целовали ее и она целовала их.

Огонь, чудный огонь, небесный огонь горел в Чапаевске…

С радостным и переполненным благодарностью Богу сердцем Лева пришел к своим домашним. Вместе с мамой преклонив колена, он благодарил Всевышнего, что он вывел его из бездн земли, вновь оживил и дал возможность трудиться и радоваться на нивах Его.

В Куйбышеве он тоже был на собраниях, тоже проповедовал Слово Божие. По окончании собрания, в тесном общении с близкими и приближенными, он рассказал о дивном огне, который горит в Чапаевске.

— Так поедем же в Чапаевск! — говорила молодежь.

— Поедем и мы! — говорили приближенные, которые еще не успели покаяться.

И они поехали. Поехали для того, чтобы увидеть огонь Чапаевска. И Господь сделал дивное, чудное, и те души, необращенные, что приехали из Куйбышева, покаялись, отдались Господу.

Новые друзья, новые братья, новые сестры… Льется песнь торжества, песнь хвалы Господу, и горят, горят юные души огнем желания служить Господу, служить Евангелию.

А потом опять в путь, в Тяглое. Опять встреча с дорогими братьями — старцами и старушками, и их дивное, проникновенное сельское пение, которое Лева полюбил, пожалуй, больше, чем городское нотное.

Живя в Тяглом Озере, Лева особенно полюбил этих глубоких старцев, этих старушек, которые многое изведали в этой жизни и все утешение и прибежище находили в Господе-Вседержителе.

Богата и чрезвычайно интересна история села Тяглое Озеро. Это село — живое свидетельство вековых исканий русского народа. Я не напрасно упомянул несколько выше, что название этого села упоминается во многих серьезных исторических исследованиях, в курсах истории России.

В начале 20-х годов XIX века здесь среди так называемых «старых», или «постоянных», молокан с немалой силой вспыхнуло особое движение духовного пробуждения, и тогда это село причинило много беспокойства правительству и духовенству. В селе, как описывают, образовалось «государство в государстве». Люди, читающие Библию, Евангелие, стали стремиться к возрождению нравов первоапостольской церкви, к жизни по примеру первых христиан. Среди молокан своей решимостью обновить жизнь и своими организаторскими способностями особенно выделился брат Михаиле Акинфиевич Попов. (Кстати, старушки Поповы, молоканки, и доныне живут на окраине этого села). Он учредил среди молоканства движение «общих», то есть коммунаров. В его проповеди большое место занимала мысль о воплощении Бога в человеке. В основу было положено стремление к достижению духовной чистоты.