В исключительных обстоятельствах

— Хватка ястреба! Ну что же, в принципе не возбраняется. Но это, учитывая законы вашей страны, может привести к провалу. Вы не подумали о таком варианте? Как собираетесь реализовать доллары?

Шелвадзе усмехнулся. Главное — получить доллары. Остальное — его забота.

— Не беспокойтесь. Все будет о’кей!..

— Ну что же, доллары так доллары. Извольте, господин Шелвадзе. Мне кажется, что вы порядочный человек, на вас можно положиться. Хотя у меня на сей счет были большие сомнения.

— Какие?

— Я не был уверен в том, что окажусь с вами здесь, за городом, а не на Лубянке. Ведь Лубянка рядом с отелем «Берлин», всего несколько шагов, — Кастильо понравилась его острота. — Так вот, друг мой, то, что мы встретились, и то, что эта встреча внесла ясность в наши отношения, закрепила узы дружбы между нами, дает основание надеяться на будущее благотворное сотрудничество. Вас это облагораживает, а мне, не буду скромничать, делает честь: я выполнил задание шефа — установил с вами связь.

Хромоногий затянулся сигарой, помолчал, осмотрелся. Темень непроглядная, даже лица Шелвадзе не разглядеть. Однако почувствовал, как тот насторожился, нервничает.

— Так вот, господин Шелвадзе, мы будем просить вас о небольшом одолжении... Сущий пустяк... Никаких забот и никакого риска...

— Какова суть этого пустяка?

...Шелвадзе на какое-то мгновение умолк — нелегко выкладывать всю правду. Но Бутов не позволил затянуть паузу:

— Итак, какова суть того пустяка... Продолжайте...

— Вы журналист, литератор, у вас широкий круг знакомых, — увещевал меня Кастильо. — Может, вам удастся найти одного очень нужного нам человека. Вот возьмите фотографию. К сожалению, довольно старая. Отыщите его, сообщите адрес — и вы будете щедро вознаграждены.

— Предлагаете искать иголку в стоге сена? — спросил я. Кастильо пожал плечами.

— Пусть будет так... И тем не менее, вы должны проявить максимум находчивости.

— Когда был сделан этот снимок? — снова поинтересовался я.

— Ориентировочно незадолго до окончания войны. Сколько лет этому человеку, подсчитать не трудно.

— Что еще известно о нем? — допытывался я.

— Красив, бог не обидел его ростом. Ему прочили карьеру оперного певца... По национальности немец. Это все, что могу сообщить. Да, еще особая примета — нет мизинца на правой руке.

Разговор происходил в машине, и я не стал разглядывать снимок. Рассмотрел дома.

— Вы уже пытались найти этого человека? — спросил Бутов.

— Я нашел его.

Меньше всего Бутов ожидал такого ответа, и ему нелегко скрыть изумление, нелегко ровным, спокойным голосом продолжать допрос.

— Каким образом?

— Опознал известного мне валютчика. При его участии в свое время я совершил несколько валютных операций. Это Александр Ружинский. Живет он во Владимире, семьи нет. Нет и мизинца на правой руке. Дважды я был у него дома и в альбоме на журнальном столике увидел почти такую же фотографию, какую предъявил мне Кастильо: Ружинский в Москве, в первые послевоенные годы. Хозяин дома смутился и почему-то отобрал у меня альбом. Я удивленно посмотрел на него, а он усмехнулся и сказал: «Не люблю демонстрировать своих любовниц. Это не по-мужски...»

— Вы успели сообщить Кастильо, что его задание выполнено?

— Да, как раз при встрече в Малом Комсомольском переулке. И передал адрес Ружинского.

...Клементьев и Бутов, внимательно перечитывая протоколы первых допросов гражданина Шелвадзе, обратили внимание на его разговор с Владиславом. Нико пытался выдать себя за «борца», но тот, судя по словам Шелвадзе, не поверил: «Вас ли одна радиостанция не возьмет. Вы же просто мелкий делец, валютчик...»

— А он тогда отпарировал. Послушайте вот эту запись в протоколе: разговор Шелвадзе и Владислава. «Да будет вам известно, что наши отщепенцы — я-то их немного знаю, не одну бутылку коньяка распил с этой братией, — в общем-то уголовники. Зарплата для прикрытия, а живут за счет хозяев. Спекулируют всем — валютой, идеями, баснями о гонении на интеллектуалов и информацией о липовых забастовках, вроде той, что, по сообщению радиостанции «Свобода», якобы произошла в рижском порту. В лужу сели! Так что зря вы меня отбрасываете. Думаю, что был бы более полезен вам».

Генерал отложил в сторону протокол допроса Шелвадзе, и в глазах его мелькнули иронические искорки:

— Что скажете, Бутов?

— Откровенное признание. Однако же не очень понятно — почему Шелвадзе все же не оставили на Западе?

— А зачем он им там? — ответил Клементьев. — Западной разведке нужен свой человек,, который работал бы на них здесь. Такого заиметь труднее. А тут удача... Сразу раскусили и поманили — обещали через года два-три взять к себе, на Запад, когда уже и текущий счет в банке будет...

— Мда-а-а. Резон! — Бутов в общем-то согласен с Клементьевым. И все же некоторые сомнения остались.

— А не беспокоит ли вас, товарищ генерал, некая поспешность противника? Без особых проверок и сразу — в дело.

— Пути разведки неисповедимы.

— Шелвадзе утверждает, что больше никаких заданий ему не давали. На прощание было сказано: «Придет время, мы встретимся с вами вновь. А пока наслаждайтесь жизнью». Темнит или говорит правду?