В южных морях

Вскоре мы смогли увидеть брешь в невысоком барьере. Лес кончился, в море выдавался живописный мыс, покрытый изумрудной зеленью, — знак входа в лагуну. Подойдя поближе, мы встретили легкую толчею волн — внутреннее море лагуны в своем начале и конце, в узком проливе, вступает в тщетное соперничество с более величественными волнами Тихого океана. Для «Каско» она не явилась препятствием; но бывают времена и обстоятельства, когда эти устья внутренних водоемов извергают потоки, сносящие, захлестывающие суда, лишающие их мачт. Вообразите себе лагуну с одним лишь проливом, по которому едва может протиснуться судно, вообразите прилив и ветер, часами загоняющие в это коралловое кольцо массу воды, потом начинается отлив, ветер прекращается — открытый шлюз громадного водохранилища на родине даст вам представление об этом неудержимом излиянии.

Едва мы вошли в этот пролив, все перегнулись через поручни. Убывающая у нас под ногами вода внезапно приняла поразительные оттенки голубого и серого, в ее прозрачности раскидывали ветви кораллы, под нами проплывали рыбы внутреннего моря, покрытые пятнами, полосами, и даже с клювами, как попугаи. Я повидал в жизни немало достопримечательностей, но ни одна из них не сравнится с тем, что увидел при первом взгляде через поручень судна в лагуне Факаравы. Однако пусть читатель не тешит себя надеждой. Потом я заходил в лагуны десяти с лишним атоллов в разных местах Тихого океана и больше ни разу не видел подобного зрелища. Изысканные цвета и прозрачность воды, косяки радужных рыб больше не порадовали меня.

Не успели мы поднять глаз от захватывающей картины, шхуна вышла из пролива и оказалась во внутреннем море. Берега его так низки, а сама лагуна так велика, что большей частью казалось: она беспрепятственно простирается к горизонту. Правда, там и сям, где риф образует небольшие бухты, напоминающие печатку на перстне, виднелись очертания пальм; лес тянулся сплошной зеленой стеной на несколько миль, а по левую руку под рощей из самых высоких деревьев сверкали белизной несколько домов — это была Потоава, поселок-столица островов Паумоту. Мы подошли туда и встали на якорь у берега, впервые после выхода из Сан-Франциско в спокойной воде, глубиной в пять морских саженей, где можно целыми днями глядеть с борта на уходящую вниз якорную цепь, коралловые поля и разноцветных рыб.

Факараву избрали для резиденции правительства только по навигационным соображениям. Расположен этот атолл не в центре архипелага. Урожай плодов даже для низменного острова скуден, население немногочисленно и — по меркам обитателей низменных островов — нетрудолюбиво. Но в лагуне два хороших выхода в океан, один слева, другой справа, так что при любом ветре в нее можно войти, и это достоинство для правительства разбросанных островов оказалось решающим. Коралловый пирс, сходня, портовый фонарь на пиллерсе и два больших правительственных бунгало за красивой оградой придают северному концу Потоавы весьма значительный вид. Впечатление это усиливается, с одной стороны, пустой тюрьмой, с другой — зданием жандармерии, оклеенным объявлениями на таитянском языке, официальными уведомлениями из Папеэте и республиканскими лозунгами из Парижа, подписанными (с некоторым запозданием) «Жюль Греви, Perihidente»[44]. В противоположном конце города стоит католическая церковь с колокольней, между нею и резиденцией на гладкой равнине белого кораллового песка под несущим прохладу балдахином из кокосовых пальм беспорядочно разбросаны дома туземцев, одни поближе к лагуне из-за ветра, другие в отдалении от нее, под пальмами, из любви к тени.