В излучине Дона

Из его сообщения становится ясно, что, несмотря на некоторый успех, полностью задачу дня корпус не выполнил. Бригада Лебедева из-за больших потерь и ожесточенного сопротивления противника западную окраину совхоза «10 лет Октября» полностью не заняла. Неприятель пока сохраняет свободу передвижения из села Ложки в свой тыл. Не добилась цели и 32-я мотострелковая бригада полковника Хорошева.

— Несколько успешнее провела бой пятьдесят пятая бригада, — говорит комкор и смотрит на меня из-под сведенных бровей. — Но ты, Петр Павлович, не зазнавайся. В соседи тебе идет сто тридцать первая стрелковая дивизия полковника Песочина. Она займет полосу от высоты сто семьдесят четыре и девять до Дона и высвободит тебя. А ты на рассвете снова переходи в наступление. Задача: разгромить противника, освободить Ложки, совхоз «Десять лет Октября» и развивать наступление на северо-запад. Пятьдесят пятая будет атаковать с востока, тридцать девятая — с юга.

Отдав распоряжения, комкор проводит краткий разбор боев. Достается всем в основном за плохое применение огня и слабую маневренность во время атак.

— Некоторые даже позволяют себе отдых в самом начале наступления. — На слове «отдых» Родин делает нажим и смотрит в мою сторону.

Намек — более чем прозрачный. Но за ложкой дегтя следует ложка меда. Отмечается ряд удачных действий бригады и героизм наших танкистов. При этом Николаев выразительно подталкивает меня слева, Румянцев — справа.

А вот следующие слова командира корпуса для меня равносильны ушату холодной воды.

— Хоть ты и именинник, — заявил Георгий Семенович, — но танки, взятые у Румянцева, вернуть ему.

— Как вернуть? — Я встаю с места. — Тогда у меня совсем ничего не останется…

— Вернуть все до одного! — обрывает Родин, затем с ноткой таинственной торжественности добавляет: — С утра, товарищи, ждите помощи. — И поднимает руки, сдерживая наше любопытство.

В заключение комкор кратко информирует нас о положении в целом 62-й армии. Мы узнаем, что в центре ее позиций идут не менее ожесточенные бои, чем у нас. Неприятель стремится расширить прорыв, но 13-й танковый корпус полковника Танасчишина и 33-я гвардейская стрелковая дивизия отражают его атаки.

Наконец совещание заканчивается, и мы расходимся.

Выходя из сарая, Румянцев шутливо подталкивает меня:

— А ты уж, наверно, мои машины совсем прикарманить хотел? Не выйдет.

— Скажи, что у вас тогда произошло с Родиным? — интересуюсь я.

— Э-э… — Федор Васильевич передергивает плечами. — Всяко случается. Ну, ни пуха…

Козыряет и скрывается в темноте. Я в свою очередь поднимаю руку и только тут спохватываюсь — фуражку-то забыл. Приходится вернуться.

В сарайчике, когда я переступил порог, шел оживленный разговор. Слышались голоса Андреева, Пошкуса.

Заметив меня, Родин жестом приглашает сесть.

— Вот послушай, как я к представителю Ставки ездил. — И начал рассказывать.

Это случилось днем. Со своего НП командир корпуса наблюдал за второй атакой. Хотя пробить оборону врага не удалось, по некоторым признакам Георгий Семенович догадывался, что сопротивление противника слабеет. О том говорил и беспорядочный артиллерийский огонь, и внезапный прорыв танков Довголюка, и пыль на дорогах в тылу неприятеля. Вскоре разведка подтвердила это предположение: кое-где гитлеровцы начали эвакуировать штабы и подсобные службы подальше от переднего края. Тогда-то Георгий Семенович и решил нанести третий удар. Но тут приехал командир из штаба 1-й танковой армии и сообщил, что комкора срочно вызывает в Калач представитель Ставки Верховного Главнокомандования.

Родин задумался. Уехать, когда наметился успех? Но тогда третьей атаки он организовать не сможет. А если задержать ее, противник успеет перегруппироваться, закрепиться, и тогда уж сбить его будет труднее.

Ситуация возникла оригинальная. Ведь вызывал не кто-нибудь, а представитель Ставки. Неподчинение ему могло рассматриваться как саботаж. И все же в конце концов Георгий Семенович решил остаться.

— Доложите, что я прошу назначить другое время, — заявил он приехавшему командиру. — Сейчас у корпуса наметился успех, и мы должны использовать его.

Через час в корпус явился заместитель командующего 1-й танковой армией генерал-майор Новиков. Выяснив обстановку, он, не сказав комкору ни слова, сел в машину и уехал.

После этого, организуя третью атаку, Родин и приехал в 39-ю бригаду. Тогда-то под горячую руку досталось Румянцеву.

А затем, отдав нужные распоряжения, усталый, терзаемый противоречиями, Георгий Семенович сидел в окопчике и, глядя на карту, прикидывал в уме возможные варианты развития атаки. А мысли нет-нет да и возвращались к разговору с посыльным танковой армии. Как-то он доложил представителю Ставки и как тот отнесся к отказу явиться по вызову?

Задумавшись, командир корпуса смотрел на карту отсутствующим взглядом, как вдруг над головой послышался встревоженный голос адъютанта:

— Товарищ полковник, начальство…

Родин поспешил выбраться из окопчика.