В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Впервые я столкнулся с этим феноменом в вышеупомянутом анализе, в котором зрительные вспышки появились как нечто совершенно отличное от галлюцинаций (Ferro, 1993b). Галлюцинация полностью отрывала от меня пациента, была лишена какого-либо смысла, пациент мог говорить о ней только в прошедшем времени, когда она полностью исчезала: «Я видел...». В отличие от нее, зрительная вспышка была очень ценным материалом, непосредственно доступным для анализа, способствующим поддержанию отношений со мной; пациент мог описывать ее в процессе переживания: «Вижу...»

В дальнейшем я все чаще сталкивался с не очень тяжелыми пациентами, обладавшими поразительной способностью с помощью зрительных вспышек богато и образно пиктографировать атмосферу момента: мне потребовалось много времени, прежде чем я понял, что передо мною чистый α-элемент, во всей его непосредственности.

После того, как я сообщил пациентке о повышении стоимости сеансов, она растерянно ответила: «Я вижу на стене, как ощипывают петуха», α-функция сработала, произвела α-элемент, но не сработал «аппарат по думанью мыслей» (или по виденью снов), потерпела неудачу система ♀♂, и произошел «выкидыш» (эвакуация) α-элемента — зрительная вспышка сообщила нам об адекватной работе α-функции и неадекватной работе аппарата второго уровня (по думанью мыслей и виденью снов).

Во время анализа у подростка (на который я уже ссылался ранее) начал постепенно совершенствоваться «аппарат по думанью мыслей», а значит, и система виденья снов; постепенно на смену зрительным вспышкам пришли ночные сны. Это было описано Джанлукой так: под ними жил мальчик, которого постоянно тошнило из-за повышенного внутричерепного давления, затем ему сделали нейрохирургическую операцию и вживили трубочку³⁶ (игру слов «ты рядом» подсказал мне П. Луссана). Трубка должна была ослаблять давление, выводя его излишки в коробочку, за крепленную у мальчика на животе.

Джанлука как будто говорит о том, что наши отношения так же создают коробочку для хранения α-элементов.

Я уже упомянул в первой главе, как во время сильного эмоционального давления, когда Джанлука уже хотел завершить анализ, а я, не уверенный в его готовности, удерживал пациента, мальчик снова увидел зрительную вспышку: «Я вижу щипцы, которые держат меня...»

Со временем участились клинические ситуации, сталкивавшие меня со зрительными вспышками. Для меня они имеют огромное теоретическое значение, потому что с их помощью, как я уже говорил, можно наблюдать работу α-функции «в прямом эфире».

При отсутствии онейрических вспышек у нас есть возможность услышать нарративные производные α-элемента — коммуникации пациента, высказанные в ответ на наши интерпретации, особенно в эмоционально напряженные моменты или во время инсайтов.

Я имею в виду следующее: обычно в состоянии бодрствования мы можем контактировать с α-элементом лишь только через «нарративные производные» или через «благодать» ревери, которые открывают внутренний доступ к α-элементу (Vallino, 1991).

Эти области психики отчасти могут объяснить творческие способности, которые, на мой взгляд, особым образом контактируют с онейрической мыслью наяву и с α-элементами.

Исследованию сновидений, а следовательно, описанию особенностей «аппарата по думанью мыслей» (или системы виденья снов) и его работе по композиции и режиссуре нужно было бы посвятить отдельную главу. Великолепное развитие эта тема получила в работе Хаутманна (Hautmann, 1995).

Осцилляции PS-D по интерпретативной оси

Ненасыщенные интерпретации

В крайней левой части оси PS-D, т. е. в параноидно-шизоидной позиции, располагаются ненасыщенные интерпретации (те, что Бецоари и я (Bezoari, Ferro, 1989, 1994а) назвали слабыми интерпретациями³⁷), свидетельствующие о способности аналитика переносить сомнение, неуверенность, существование миров в их непредсказуемом развитии. Эти интерпретации максимально используют «негативные способности аналитика» (Bion, 1970; Flegenheimer, 1989).

Учительница и «задания»

Вот что говорит Лючия: «В школе я дала детям достаточно легкое задание — с упражнениями на эту тему мы неплохо справлялись вместе: большой — маленький, длинный — короткий, части тела. Но получилось очень плохо. Вместо того чтобы разозлиться, я попыталась понять, какие ошибки допустила в объяснении, и, кажется, поняла: я думала, дети слишком пассивные, и поэтому все сама им объясняла, всегда опережая их. А у детей все по-другому: они больше радуются, когда доходят до чего-то сами, — тогда они чувствуют, что овладели чем-то, и никогда об этом больше не забывают. Естественно, я должна им помогать, присматривать за ними, но не лишать их удовольствия самостоятельного открытия, не подгонять их. Они гораздо активнее, чем мы думаем, достаточно немного подождать, дать им время, и они найдут решение. Если дети поверят в себя, то смогут признать, что нуждаются во взрослых».