В каменном чреве Нью-Йорка

… И вот, в страшном подвале гестапо состоялась спасительная беседа двух родственников, представлявших две замечательно криминальные эпохи. Один собеседник возлежал на окровавленных досках пола, другой парил в слабом свете подвального оконца.

… – Ну что ж, – угадывая привычку молодости заглядывать вперёд, в будущее, сказал Андриан, уходя, вернее, растворяясь в воздухе, – большихвысот ты не достигнешь… Но жить будешь долго.

***

Эти последние слова своего святого родственника чаще других вспоминает, старея, седея, Вячеслав Клавдиевич Завалишин, русский писатель в изгнании.*

(*В.К. Завалишин умер поздней весной -1995г.)

К,К,К,

Зимой 1988 – в православной церкви (в той, где состоялось отпевание Василия Ситникова) познакомилась с Константином Кузьминским, или «К.К.К.», как его ещё звали, который стал на какое-то время моим артдилером: помог мне продать мои две картины коллекционеру русского искусства Нортону Доджу – тот собирал картины русских художников, написанные в России, с тем чтобы их передарить Музею Русского Искусства(?) в Нью Джерси. Ещё одну работу я подарила Кузьминскому. Мы стали друзьями. Когда Кузьминский с женой уезжали на каникулы (каникулы его жены, ибо у Кузьминского не было постоянной работы, а следовательно, каникул) – мы с дочерью выгуливали и кормили его собак – их у него было 4, четыре борзые. В марте 1989 Кузьминский устроил в своём подвале («Галерея ПОДВАЛ») выставку художниц, приуроченную к Женскому Дню 8 марта. Назвал её «Нина Коваленко и другие женщины». Потом он дал мне кассету – интервью с Василием Стиниковым, переписать, имею в виду пером по бумаге, я выполнила. Спрашивал также моего мнения о новинках литературы; мы переписывались. Но наша дружба скоро дала трещину, и даже не одну трещину, а целых три.

Первая – господин Кузьминский устроил акцию «Мне скучно». Через русские газеты приглашал всех в свой подвал. Я была приглашена помочь с оформлением. Акция выглядела так: в дальнем углу помещения, все стены которого занавешены чёрным -чёрными пластиковыми мешками; на широченной тахте возлежит голый Кузьминский… У него на животе и на груди выведено «Пошли вы все на х…» и прочая матерщина. Рот его заклеен липкой лентой, а пенис – засунут в шланг, уходящий другим концом в добытый откуда-то бездействующий писсуар. За дверью люди, пришедшие посмотреть «акцию», очередь. Над дверью прикреплены весы, каждый входящий должен положить на весы три доллара – такова такса. Вошедший проходит к Кузьминскому, а в это время его жена по прозвищу «Мышь» (очень удачное прозвище, кстати) снимает происходящее на видео. Поскольку я участвовала в оформлении (драпировке стен и пр.), то знаю что ждёт входящего, и сочувствую, и принимаю решение проучить ККК… Выхожу во двор, ищу крапиву. Крапивы нет, не нашла, а нашла кустик шиповника, годится, обернула руку шарфиком, сорвала. Становлюсь в очередь. Дочке сказала: приготовиться к отступлению. Подходит моя очередь, я прохожу мимо «Мыши» с её видео-камерой, прямо к К.К.К.; поворачиваю его на бок (вижу испуганные глаза, боится за свой пенис, а сказать не может, рот заклеен). Шлёпаю по заднице этим кустиком, раз, два, три… Выскакиваю, дочери: «Бежим!» Удираем…

Вторая трещина: После очередной выставки (следующей после женской) у К.К.К. остались мои работы, их пора забирать. Кузьминский звонит мне и говорит: «Ты одна за работами не приходи. И даже если моя Мышь тебе скажет приходить, ты одна не приходи, а возьми в провожатые кого-нибудь, ну подружку там, дочку ли… Понимаешь?» «Не понимаю. Что будет, если я приду одна?» «Если ты придёшь одна, я тебя вые…» «А-а, хорошо, приду не одна». В назначенный день приехала на его Брайтон, отыскала отделение полиции и обратилась к полицейским с просьбой проводить меня к нему. Сначала полицейские подумали, что я прошу помочь вернуть мои работы, которые он не отдаёт: «Не имеем права…» Но когда я им объяснила, что дело лишь в том, чтобы выполнить его наказ буквально, т.е. прийти не одной, иначе… они рассмеялись и согласились: «Ок. Вот, освободимся и съездим». … Приехали. Звоним в дверь К.К.К. Его голос за дверью: «Кто там?» Я: «Это я…» Открывается дверь, на пороге Кузьминский в широко распахнутом халате, мужское достоинство наружу. Увидел полицейских, перемениля в лице, смутился, запахнул халат, засуетился: «Сейчас, сейчас, я принесу её работы…» Полицейские, в ожидании разглядывают коллекцию оружий, висящую над его изголовьем: «А вы разве не знаете, что может быть за хранение оружия?» Он: «Ой, да это же коллекционное, всё старое…» Вышли мы из его подвала, сели в машину, смеёмся. Один полицейский говорит: «Я решил стать художником» Другой: «А я – артдилером!» «Ха-ха-ха!» …Потом Кузьминский проклинал меня как мог. Однажды встретил на каком-то открытии, был с собаками, подошёл ко мне и стал выкрикивать всяческие ругательства, а собаки – ластиться, рады встрече. Это было смешно, хоть слушать его брань – не смешно.