Рассказ, конечно, носит черты антигодуновской редакции и явной романовской «реабилитации» Нагих. Решение выслать Нагих из Москвы, вероятно, было принято всей Думой, опасавшейся их акций в пользу младшего брата Федора царевича Дмитрия. Но в основном он соответствует действительности. Сосланы были трое сыновей А. М. Нагого: Андрея, судя по позднейшим данным, отправили в Арск; Михаил, воеводствовавший в 1583/84 г. в Казани, в 1585/86 г. оказался в Кокшайске, а в 1586/87 — 1593/94 гг. — в Уфе; Афанасий — в Новосили (1584 г.). Их троюродный брат Иван Григорьевич в 1585/86 г. находился в Кузьмодемьянеком остроге, а с 1588/89 по 1593/94 г. — в новопостроенном городе на Лозьве. Старший дядя царицы Марии Семен Федорович Нагой с сыном Иваном в 1585/86—1589/90 гг. служили в Васильсурске, а другой дядя — Афанасий в 1591 г. был в Ярославле[403]
. При царице Марии (вскоре сосланной в Углич) состояли отец Федор (умер около 1590 г.), дядя Андрей и братья Михаил и Григорий Федоровичи[404].Борис не спешил с захватом власти, стремясь прежде всего укрепить позиции в Боярской думе и Дворце. Реальная власть в первые месяцы после смерти Грозного перешла к Н. Р. Юрьеву, а также кн. И. Ф. Мстиславскому и Андрею Щелкалову. Английский посол Д. Боус полагал, что именно они «по смерти царя захватили главное управление». 12 августа 1584 г. он писал: «.. когда я выехал из Москвы, Никита Романович и Андрей Щелкалов считали себя царями, и потому так и назывались многими даже умнейшими и главнейшими советниками. Сын же покойного царя Федор и те советники, которые были бы достойны господствовать и управлять, не имеют никакой власти, да и не смеют пытаться властвовать». Но царям — похитителям власти, надеялся Боус, Федор в конце концов прикажет отрубить головы[405]
. В рассказе Боуса интересно упоминание о лицах, «достойных управлять». Речь идет скорее всего о близком к англичанам Борисе Годунове. Влияние его в правительственных сферах было тогда неустойчивым. Борису еще предстояло занять своими ставленниками ключевые позиции в государственном аппарате.Обстановку, сложившуюся при дворе, рисует посол Речи Посполитой Л. Сапега в депеше от 10 июля 1584 г.: «Между вельможами раздоры и схватки беспрестанные; так и нынче, сказывали мне, чуть-чуть дело не дошло у них до кровопролития, а государь не таков, чтоб мог этому препятствовать». Характеристику новому царю дает Д. Флетчер, один из наиболее вдумчивых наблюдателей: Федор «росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется… Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен». По словам П. Петрея, Федор «от природы простоватый и тупоумный». Отец часто упрекал его за отсутствие «большой охоты заниматься государственными делами и приводить в лучший порядок управление», говоря, что он «больше похож на пономарского, чем на великокняжеского сына»[406]
.Первые назначения в Думу отразили ситуацию при дворе и рост влияния Годунова. Царский шурин ко времени коронации Федора присвоил себе звание конюшего[407]
. Грозный ликвидировал это звание в связи с делом конюшего И. П. Федорова (1568 г.). Конюший считался старшим в Думе и, по словам А. Поссевино, обладал правом ставить царя на престол. К маю 1584 г. боярами стали С. В. Годунов (из окольничих) и кн. Н. Р. Трубецкой, явно близкие к Борису. Летом 1584 г. называется боярином и дворецким Г. В. Годунов, а его предшественник кн. Ф. И. Хворостинин получает думный чин окольничего (упоминается с ним в октябре 1584 г.)[408]. К 1583/84 г. окольничим стал кн. П. С. Лобанов-Ростовский, близкий к Годунову. Укрепили позиции и Шуйские. К 20 мая 1584 г. боярином и главой Московской судной палаты был кн. В. И. Шуйский[409]. Вероятно, именно тогда И. П. Шуйский получил в кормление Псков. В посольских делах говорилось, что Федор его «пожаловал великим жалованьем в кормленье Псковом, обема половинами и с пригороды, и с тамгой, и с кабаки, чего никоторому боярину не давывал государь». Здесь же упоминается и Каргополь как «государево жалованье» В. Ф. Скопина-Шуйского. Из окружения Н. Р. Юрьева боярский титул получил окольничий Ф. В. Шереметев (возможно, к весне 1584 г.). Число окольничих пополнилось кн. Д. П. Елецким (к апрелю 1584 г.) и И. И. Вислоуховым-Сабуровым (к маю 1584 г.)[410]. Точное время присвоения думных званий определяется с трудом. Скорее всего все названные лица стали боярами и окольничими сразу же после смерти Ивана IV[411].