Итак, основная часть материалов Следственного дела дошла до нас в виде беловой копии. Это ставит перед исследователем трудный вопрос: ограничились ли составители беловой копии простой перепиской имевшихся в их распоряжении документов, или же они произвели из них некую выборку и, возможно, подвергли их редактированию? Имеется еще и та трудность, что текст Следственного дела сохранился не полностью: начала дела не было уже в 1626 г.[551]
. Если следовать реконструкции порядка размещения материала в Следственном деле, предпринятой В. К. Клейном, то оно начинается словами: «Михаилу Нагово разговаривати..», относящимися к тексту копии челобитной неизвестного лица. Клейн убедительно предположил, что речь должна идти об угличском городовом приказчике[552] Р. Ракове[553]. По его мнению, первую челобитную Раков подал комиссии Шуйского еще во время ее следования в Углич, т. е. она была как бы «инициативным документом» дела. Следствие началось, как он полагал, с вопроса: «Которым обычаем царевича Димитрия не стало?» Затем расспрашивались Михаил Нагой и очевидцы события[554].С первой частью построения В. К. Клейна можно согласиться. Русин Раков, бывший во время событий в Угличе послушным исполнителем воли Нагих, как только узнал о приближении комиссии Шуйского к Угличу, мог решить «выдать их с головой», чтобы тем самым спасти свою жизнь. Доподлинно известно, что по Переславской и Сулоцкой дорогам посадские люди выезжали за 5–6 км от Углича «по три дни» (с субботы — воскресенья и до вторника, когда приехала комиссия) «для приезжих людей с Москвы». Им велел «для вестей ездити» М. Нагой. После этих поездок они вместе с Раковым отвели лошадей на двор М. Битяговского (склейка XLIII).
Каков был «зачин» Следственного дела (если не считать таковым только челобитную Ракова), все же остается неясным. Находились ли в нем, как думал Клейн, извещение из Углича, которое привез гонец, сообщение об организации Следственной комиссии и т. д., сказать трудно. Нет никаких данных, позволяющих утверждать, что в дело были внесены сведения о встрече комиссии Шуйского с угличанами на Сулоцкой и Переславской дорогах и челобитные царицы Марии и Михаила Нагого[555]
. Эти догадки Клейна не подкреплены текстом самого дела. Что входило в начальную часть памятника, с уверенностью сказать нельзя. Перейдем поэтому к анализу содержания Следственного дела. Чтобы разобраться в составе его материалов, напомним ход следствия.После смерти царевича 15 мая весть об этом могла достичь столицы 16 мая. Оттуда сразу же был отправлен пристав Темир Засецкий, который приехал в Углич 18 мая, а вслед за ним 19 мая прибыла и комиссия Шуйского с митрополитом Геласием. Началось следствие. Оно закончилось к воскресенью 30 мая, когда комиссия выехала в Москву. 2 июня состоялся доклад Освященному собору. Возможно, накануне результаты следствия были сообщены Годунову. И. И. Полосин полагает, что комиссия работала в Угличе шесть — девять дней, за это время могла допросить не менее 300 человек и что в таком случае в деле, где помещено всего около 140 допросов, отсутствуют примерно 200 допросов. Мне эти выкладки кажутся субъективными. Будем придерживаться фактов. Именно они дают ту сумму показаний, которые и подлежат анализу.
И. И. Полосин считает, что комиссия Шуйского занималась расследованием трех дел: о смерти Дмитрия, об измене Нагих и о волнениях в Угличе. По его мнению, первое из них дошло «как законченное архивное дело, должно быть в составе личного государева архива»; его начало «было прямо опасно для Лжедмитрия и Нагих в 1605 г.» и, возможно, тогда же было уничтожено; дело об измене Нагих «изъяли из архива, надо думать, сами Нагие в 1605 г. и, должно быть, они же его и уничтожили»; дело о волнениях в Угличе тоже погибло или еще не найдено[556]
.Представляется, что майские события в Угличе рассматривались в ходе следствия в комплексе, и никаких самостоятельных дел о Нагих и о волнениях посадских людей вообще не существовало. По вопросу об обстоятельствах смерти Дмитрия комиссия Шуйского положила в основу следствия показания очевидцев: рассказ главной свидетельницы — мамки царевича Василисы Волоховой, а также краткие свидетельства кормилицы Орины Тучковой, постельницы Марии Колобовой и четырех ребятишек («жильцов»), которые якобы играли с Дмитрием в «тычку» в момент его гибели.