— Не надо меня лечить, начальник, я ваши пилюли пробовал.
— Слышь, ты, бык! — вспыхнул Полынцев. — Про леченье будешь малолеткам во дворе тереть, а здесь дуло залепил и в горстку съежился!
Спасатель, злобно поджав губы, стал похож на хищника, сидевшего перед дрессировщиком на цирковой тумбе.
— Может ему плохо сидится? — предположил Мошкин. — Может, захотелось постоять? На растяжке.
Полынцев глубоко затянулся, успокаиваясь.
— Итак, первый вопрос в зачет: стекло в медпункте от чего разбилось?
— От ветра.
— Ответ неправильный. Следующий вопрос: дырка на плакате откуда появилась?
Атлет опустил голову, подобрав ноги.
— Не знаю.
— Ответ неправильный. Еще одна попытка: пулю из стенки кто выковыривал?
— Раскололась, сучка, — прошипел спасатель.
— Кто из вас сучка — сами разбирайтесь, а меня интересует один вопрос. Что за война случилась на пляже?
— Не знаю я, не знаю! — нервно вскрикнул атлет. — Стекло — да. Пуля — да! Но кто был на пляже, не знаю.
Здесь было важно понять — задержанный сочиняет очередную байку или говорит правду. Если последнее, то новая версия, основательно накренившись, приготовилась громко рухнуть. Впрочем, разговор только завязался, сейчас ключевое значение приобретали нюансы, на которых преступники обычно режутся.
— Ты считаешь, что мы тебе поверим? — спросил Полынцев.
— Я клянусь, что не знаю!
— Зато я прекрасно знаю. Ты все видел и слышал, а, значит, принимал непосредственное участие в разборке.
— Не принимал. Когда выстрелы раздались, я выскочил из вагончика. Смотрю, под грибками драка: двое одного месят — нерусского. Я спрятался.
— Ты в темноте рассмотрел, что он нерусский?
— Луна была — у реки все видно. И он еще крикнул что-то по-своему.
— Ну, и чем это кончилось?
— Один ему рукояткой по башке врезал — тот вырубился.
— Какой рукояткой?
— Пистолетной, естественно.
— Это для тебя — естественно. Для нас — не очень. Значит, русские с пистолетами были?
— Один. Второй — нет… Сначала.
— В каком смысле — сначала?
— Потом тоже пушку подобрал.
— Где?
— На песке, около мужика.
— Того, что оглушили?
— Нет, у другого. Там еще двое валялось.
Вот теперь начинались те самые нюансы, из которых складывалась длинная цепочка правдивости. Нередко лживые байки задержанных противоречили не только здравому смыслу, но и всем законам физики. Например, однажды преступник рассказал, как переплывал бурную речку строго под прямым углом, совершенно забыв о мощном течении.
— Стоп. Давай-ка по порядку, — вскинул ладонь Полынцев. — Сколько всего было человек на пляже?
— 5 или 6.
— Кто где находился?
— Ну, эти трое дрались. Остальные лежали.
— Убитые?
— Вроде бы. Хотя, точно не знаю.
— Ну и дальше?
— Короче, он рукояткой хачика приложил, а потом поволок его в лодку.
— Там лодка была?
— Да, у берега стояла.
— Пустая?
— Пустая, вроде бы.
— Моторная?
— Нет, на веслах.
Полынцев сделал глубокую затяжку. Получается, что гробокопателя там не было, иначе трупы вывозили бы на «Казанке». Одна сторона дела худо-бедно прояснилась, зато другая покрылась густым мраком. Таинственный Гробокоп по-прежнему оставался в тени. А он был самой интересной главой в этой истории. Впрочем, далеко не факт, что все услышанное — правда. Насколько можно доверять сомнительным показаниям бывшего зэка? Возможно, все происходило совершенно по-другому.
— И что потом? — спросил он, выпуская струйку дыма.
Спасатель без раздумий (что было крайне важно) продолжил.
— Пока этот хачика в лодку тащил, второй подобрал пистолет и тоже поволок за ним другого.
— Из тех, которые лежали?
— Да. Загрузили, короче, этих, потом за последним вернулись. Осмотрели все, взяли его под руки и туда же, в лодку.
— Все?
— Да… А, нет: еще один вернулся потом обратно, следы на песке замел. После этого все уплыли.
— Назад не возвращались?
— Нет.
Полынцев стряхнул пепел. Ситуация выглядела правдоподобно. Придраться было не к чему. Хорошо это или плохо, судить пока рано. В том и другом случае есть свои минусы и плюсы. Казалось бы, что может быть плохого в правдивом рассказе? В принципе — ничего. За исключением рухнувшей надежды на почти состоявшееся раскрытие.
— А сам где в это время был?
— За вагончиком сидел, — потупил взгляд спасатель.
— На место не ходил?
— Нет. В чужие дела нос совать — себе дороже.
— После этого и у себя следы замел?
— Ну… да.
— Зачем?
— Чтоб так же, как те, в «Капкане» не лежать.
Полынцев интуитивно чувствовал, что спасатель говорит правду. Это было видно уже потому, что он вспоминал детали, о которых его никто не спрашивал. Настоящий преступник, как правило, опускает подробности, ссылаясь на невнимательность и забывчивость. Этот же, напротив, сумел рассмотреть даже национальность фигурантов, что в условиях поздней ночи было совсем непросто. А может быть, это всего лишь заранее продуманная легенда? Ведь рецепт ее и заключается в том, чтобы к тоннам правдивой информации подмешать ложку-другую фальшивой. Нет, версия хоть и покосилась, но все же удержалась. Как кривобокая Пизанская башня.
— Почему мы тебе должны верить? — вяло спросил Мошкин.
— А я знал, что веры не будет. Потому и следы заметал.
— Потому и сбежать пытался?