В капкане

— Да. Пораскинул мозгами и решил, что это самый верный выход. Отдохнул бы недельки три, глядишь, вы бы мокрушников поймали. Тогда б спокойно вернулся. А сейчас будете цепляться к каждому слову. Понятно, с тем, кто под рукой, работать несложно — грузи да грузи, пока не утонет.

— Начнем с того, что ты сам себя загрузил. Если бы рассказал все сразу, то отношение было бы совсем другое.

— Не было б судимости, может, и рассказал бы, а так…

— Кстати, ты сказал, что они хачика только выключили — так?

— Выключить тоже можно по-разному: если хорошо врезать, то — навсегда.

— Значит, на острове может быть еще один труп.

Полынцев затушил сигарету.

— Четвертый.

* * *

Степан Колосков, широкоплечий здоровяк с мясистым носом и огромным животом, заехал в ворота зверохозяйства на вверенном ему уазике. Остановившись у дверей конторы, он с кряхтеньем выбрался из промасленной кабины, держа в руке сложенную вдвое путевку.

— Степан! — выглянула из окошка лисья физиономия секретарши Клавы — Бегом к директору — вызывает.

Бегал Колосков последний раз от старшины в армии, и то неудачно. С тех пор зарекся. Было это годков 15 тому назад, еще в прошлом столетии. Словом, вспоминать молодость ему, солидному человеку, совершенно не хотелось — не серьезно. Оправив сморщенный на поясе пиджак, он степенно зашагал в указанном направлении.

Директорский кабинет напоминал миниатюрный краеведческий музей. Стены были украшены головами лосей, медведей, диких коз, волков. На шкафах и тумбочках стояли чучела хорьков, норок и, конечно же, хонориков. Точнее, целого семейства хонориков.

Колосков без стука открыл дверь, без приглашения сел в кресло, над которым красовалась голова козла.

— Стучаться надо, — проворчал директор, убирая в стол папку с документами.

— Чего стучаться, если сами вызывали, — резонно возразил Колосков.

— Ладно, бескультурье, помалкивай. Тебе начальник замечание делает, а ты слушай.

— Я слушаю.

— Вот и слушай. Рассказать мне ничего не хочешь?

— Не-а.

— А если подумать?

— Тут, кажется, есть, кому думать, — со знанием дела ответил шофер.

— Это само собой, естественно, — польщено согласился директор. — Ну, а поговорить, так сказать, облегчиться?

— Да я только что облегчился, за обедом чей-то не то съел.

— Я не в этом смысле. Душу, говорю, облегчить не желаешь?

— А чего ее облегчать, она у меня не тяжелая.

Глядя на широкие плечи Колоскова, было крайне сложно представить, что в этом 120 килограммовом теле может находиться что-нибудь легкое. Казалось, даже пальцы-сардельки на его огромных лапищах весили по полкилограмма каждый.

— Стало быть, добровольно не желаешь, — хмуро констатировал директор.

— Не-а. А чего звали-то?

— Поговорить хотел.

— Об чем?

— Да вот о чем сейчас говорим, о том и хотел.

— Так мы ж ни о чем еще не говорили.

— В том-то и дело. А надо бы.

— Че-то не пойму я вас.

— Вот и я тебя тоже.

— От, пень-шелупень, — хлопнул себя по коленке шофер. — Вы чего, забыли, зачем звали?

— Да я-то не забыл. Это ты, видно, запамятовал.

Забывал Колосков последний раз ремень в казарме (опять же, в армии) и получил за это 3 наряда вне очереди (командир был не в духе). С тех пор забывчивость как рукой сняло. По сей день всякую мелочь помнил: например — программу телепередач на прошлый четверг… и на среду, и на вторник.

— Про что хотели поговорить-то? — спросил он, отбросив ненужные мысли.

— Про то самое.

— Опять не пойму я вас.

— Ладно, иди и подумай.

— Об чем?

— Сам должен догадаться.

С трудом выбравшись из кресла — ручки плотно держали грузное тело — Колосков вышел в коридор и по-жеребячьи заржал. Говорили ему, что директор самолично занялся следствием, но он не придал этому значения. Пускай ищет, жалко ли, главное, чтоб на работе не сказалось. А тут, как видно, дело далеко зашло. Зачем позвал — забыл, чего хотел — сам не понял. Так и в дурничку можно загреметь, там великих сыщиков много.

Секретарша Клава навострила любопытный носик.

— Ну, что там? Зачем вызывал-то?

— Обхохочешься. Сам, говорит, должен догадаться. Давно у него это? — шофер покрутил пальцем у виска.

— Давно уж, — успокоила земляка Клава.

Дверь директора неожиданно распахнулась.

— Да! И машину сегодня же передай Трофимову.

— А чего это? — промычал Колосков.

— А не твоего ума дело.

Дверь шумно захлопнулась.

Шофер, еще раз покрутив пальцем у виска, грузно зашагал к выходу.

Через минуту Клава услышала в коридоре суетливую поступь главбуха.

— У себя? — кивнул он на кабинет.

— Тама, — вздохнула девушка.

Директор сидел за столом, делая какие-то пометки на страницах ежедневника.

— А, это ты? — отложил он ручку. — Проходи, садись.

Главбух сел в кресло, над которым красовалась голова росомахи.

— Ну что, сознался? — кивнул он на двери.

— Да нет, куда там. Крученый жук, хитрющий. Я ему, понимаешь, прямые вопросы. А он мне: так, мол, и так, ничего не знаю де, никого не помню. Жучара.

— А вы?

— Ну, я ему конкретно намекнул: думай, мол, пока не поздно. А то, говорю, я тут сам подумаю.

— Это дальновидно. Ну, а он?

— Вижу, задумался, заерзал. Ничего, сейчас помучается, поймет, что мне все известно, и сам с повинной приползет.