В капкане у зверя

Он дернул головой, впиваясь в нее злобным колючим взглядом. Глаза опасно сверкнули, отражая свет. А может, ей просто показалось… Он остановил машину, резко затормозив. И Аня впервые по-настоящему испугалась: сейчас он выбросит ее прямо в жуткий лес, как было во сне. Давид навис над ней, упираясь одной рукой в дверь автомобиля. Ее окружили жар его тела и невообразимый мужской аромат. Аня не удержалась и вдохнула. Он пах лесом — его свежестью и дикой свободой. Мхом, золой и кровью. Ее взгляд испуганно метнулся: на виске темнела рана, которую она же и нанесла. Давид тяжело вздохнул, рассматривая ее так же пристально, как и она его:

— В Крельске действуют определенные правила.

Несмотря на страх, который он в ней вызывал, Аня нашла в себе силы иронично вставить:

— И кто же их установил? Не ты ли?

Улыбка, появившаяся на его губах, была жуткой и красивой одновременно. Пряди черных волос упали на лоб, скрывая необычные глаза. Ане показалось, что за ней из темноты и переплетения ветвей следит звериный взгляд. После первой ночи в Крельске она загадала, что предназначенным ей человеком будет тот, кто спас ее из оврага. Тот, на руке которого белел шрам. Тот, кто следил за ней из темноты страшным взглядом. Давид казался воплощением мужчины, которого она себе придумала. Внешне. Потому что внутри он был насквозь прогнившим. Конечно, он мог позволить себе быть самовлюбленным и самоуверенным. Конечно, он вправе был ожидать, что за деньги окружающие будут готовы исполнять любые его прихоти. Конечно, он считал себя хозяином всего и вся. Но это не делало его особенным. Он был мерзким, наглым, отвратительным монстром. И на его руках, наверняка никогда не знавших тяжелой работы, не было никаких шрамов.

Артур спасал людей. А Давид? Что важного в жизни делал он? Превращал существование таких, как она — без денег и связей, в ад? И все же ее потянуло к нему. И от этого, Аня испытывала к самой себе отвращение. Только сегодня утром он бесцеремонно вторгся в ее дом. А казалось, что с того момента прошли десятки лет.

Целую вечность он всматривался в ее лицо, а затем наклонился ещё ниже и… Понюхал шею? Аня вздрогнула. В груди зародилось странное тепло. Тяжелой волной оно упало в живот, заставляя нутро сжиматься в предвкушении. Омерзение. Единственное, что она должна к нему испытывать — омерзение. Но Аня всегда была слишком слабой, неспособной держать удар. Она позволила себе вдохнуть невероятный аромат его парфюма. Его голос, тихий, вкрадчивый и от того, угрожающий, посылал мурашки по ее телу:

— Да, я. — Снова улыбка искривила ровные губы. — Я устанавливаю правила. Я наказываю за их нарушение. Я решаю, кто может здесь находиться, а кого выбросят за ворота.

Аня все же взяла себя в руки. Как бы сильно он ее не привлекал, он был всего лишь богатой сволочью. Той же ошибки, что совершила с Виктором, она не повторит — не позволит красивой оболочке задурить ей мозги.

— Этот дом принадлежит мне. Ни ты, ни твоя сестра не выгоните меня отсюда.

Он снова улыбнулся. На этот раз мягко, почти ласково:

— С чего ты взяла, что я хочу тебя выгнать?

Его ноздри раздувались, как будто он едва сдерживал гнев, но губы изгибались в пугающей улыбке, больше похожей на звериный оскал:

— Где лента?

Аня нахмурилась. Сердце застучало быстрее. Какого черта он прицепился к ленте? В бабушкином доме висел десяток таких же.

— Я могу вынести тебе все ленты из дома. Выбирай любую, если так нравятся. — Аня ухмыльнулась.

Зачем она его провоцирует, если знает, что заведомо слабее. Давид наклонился еще ниже. Теперь его горячее дыхание овевало ее лицо:

— Где та лента? — Он выделил голосом «та», ясно давая понять, о какой именно ленте идет речь.

Аня и сама не знала, чем лента, найденная в старом поселении ее привлекает. Она была достаточно длинной, чтобы походить на ленту из ее сна. Внезапно отрез темного шелка стал для нее слишком важным. Она считала ленту своей.

— Выбросила.

Ей показалось, или Давид тихо зарычал? Кажется, его глаза сверкнули в темноте.

— Не ври мне.

Он ведь не мог на самом деле знать, что она врет? Или мог? Аня в очередной раз пожала плечами.

— Это всего лишь кусок ткани. Чем он так важен?

— Где она?

Аня сжалась на сидении. Он подавлял. Его взгляд обладал странным воздействием. Когда на нее смотрел Артур, Ане казалось, что она тонет. Но когда смотрел Давид, она чувствовала, как в груди расцветает странная дикая потребность угождать ему. Делать все, что ни попросит, лишь бы он был доволен. Прямо сейчас ей хотелось покорно опустить голову, словно она была рабыней у властного господина, и выслушивать его приказания. Она свихнувшаяся дура! Отчаялась найти нормального мужика, создать семью и готова вцепиться в первого встречного.