В катакомбах Одессы

Дворник указывал на подростка, что шел по Преображенской улице — тот самый, который заходил ночью в их двор перед убийством Фрибты. Дворник сказал еще, что подросток только что встретился с высоким человеком, поговорили недолго и разошлись. Высокий только что вышел из полиции.

— Во-он он идет, — указал дворник на человека в коричневом пальто и шапке. Человек этот через минуту исчез за углом.

— Друмеш, — сказал по-румынски Аргир, — за мальчишкой! Узнать, где живет, кто он. Быстро!

Жоржеску он поручил следить за высоким человеком в коричневом пальто. Агенты мгновенно исчезли.

Капитан Аргир проводил глазами своих агентов и пошел в сигуранцу на улицу Бебеля. Вскоре следом за ним явились и его помощники. Друмеш пришел ни с чем. Подросток водил, водил его по городу и вдруг исчез, будто провалился сквозь землю. Поход Жоржеску оказался более удачным: человек в коричневом пальто живет на Нежинской улице. Сначала он прошел в слесарную мастерскую, провел там с полчаса и вышел. Вслед ему кто-то крикнул: «Петр Иванович, мастерскую закрывать будем?» Он сказал: «Ладно, закрывайте» — и ушел во двор дома.

Идти за ним следом Жоржеску не решился, боялся раскрыть себя. На вывеске слесарной мастерской прочел: «П. И. Бойко» Скорее всего он и есть хозяин мастерской. Жоржеску описал приметы человека, за которым вел слежку. Высокий, узкие, полукруглые брови, большой тонкий нос с горбинкой. Глаза светлые, пронзительные. Одет в коричневое ратиновое пальто, на нем серый шарф, меховая шапка, на ногах штиблеты…

— Отлично! — воскликнул Аргир-Галушко, потирая маленькие руки. Повернулся к Друмешу. — Локатинент, приведи этого самого Петра Ивановича, только без шуму. А ты, Жоржеску, оставайся здесь, будем допрашивать. Вызови еще Харитона. В случае чего пусть не стесняется. Этот умеет работать на допросах…

В тот же вечер Друмеш привел Петра Бойко в румынскую сигуранцу.

КУРЕРАРУ ВЕРБУЕТ ПРЕДАТЕЛЯ

Антон Брониславович Федорович сам не понимал, как он согласился остаться в подполье. Вероятно, по привычке не перечить начальству. Потом уже было поздно отрабатывать задним ходом.

Война застала его в Измаиле, где Федорович работал директором областной конторы Украинского культторга. Первое, что ощутил Антон Брониславович в начале войны, — страх. Противный, как резь в желудке. Страх не только от воздушного налета — самолеты сбросили будто невзначай несколько бомб и больше не появлялись. Но ведь они могли появиться снова! Раз война, можно ждать чего угодно. Невыносимым было это ожидание… В Измаиле распространились слухи — немцы и румыны расстреливают поголовно весь партийно-советский актив, немцы вот-вот займут Измаил, так говорил откуда-то эвакуированный, откуда-то знавший все подробности человек, постоянно сидевший на скамейке в сквере. Человека задержали за распространение панических слухов, отвели в милицию, но слухи от этого не прекратились.

Если расстреливают советский актив, то кто станет разбираться, каким директором он был — директором госбанка или Укркультторга. Раз советский директор — к стенке.

Главное — невозможно выбраться из города. Не пойдешь же пешком в Одессу. Это уж только на крайний случай. В поисках транспорта Антон Брониславович и отправился в горком партии. Говорили, будто партийно-советский актив хотят эвакуировать в организованном порядке. Но оказалось, что в горкоме про эвакуацию не было и речи. Наоборот, актив мобилизовали на оборону.

— Пришел! Правильно! — пробегая по коридору, крикнул ему знакомый из оргинструкторского отдела. — Заходи, что-нибудь подберем.

Предложили ему должность комиссара строительного батальона, который формировался в Измаиле.

Сотрудник оргинструкторского отдела по-своему понял замешательство Федоровича.

— Ты раньше времени нос не вешай, — убеждал он его, — не всем же сразу на фронт идти. Доставишь батальон в Одессу, что-то другое дадим. Там и на фронт пойдешь. В современной войне что тыл, что фронт, разницы, считай, никакой нет… Ну как?

Антон Брониславович согласился. Ему казалось, что это лучшая возможность попасть в Одессу. Собрав пожитки, погрузив чемоданы на полуторку с шанцевым инструментом, прихватив даже стеганое китайское одеяло с шелковым верхом — подарок жене, Федорович начал свою военную службу.

Правда, колонна строительного батальона не сразу направилась в Одессу. Некоторое время пришлось работать на границе, потом чинили разбитые мосты, дороги, поврежденные налетами авиации, и только в июле попали в Одессу. Здесь Федорович внезапно «заболел», отстал от батальона и затерялся в сутолоке и неразберихе военного времени.

Противник на всех фронтах наступал, сводки были тревожные, и Антон Брониславович раздумывал, как быть дальше — эвакуироваться ли с женой и пойнтером в глубокий тыл или остаться в городе. В облторготделе ему вдруг предложили совершенно нелепую по военному времени должность — управлять конторой Главпарфюмера. Он согласился: поживем — увидим, что будет дальше.