Автоматика баркента разносила голос капитана по всем уголкам корабля. Люди, заслышав твердую речь, оживали, встряхивались, начинали двигаться быстрее, отлаженнее.
Фаддей Зосимович переглянулся с медсестрой. Ларочка Ветрова пробормотала:
— Как он только держится?
Находившаяся здесь же Тамара, каптенармус баркента, уронила поднос с какими-то деталями, поспешно присела, стала собирать микрочипы. Хирург зычно позвал:
— Пыхтыч! Иди помоги Чижу пробудить Йога…
— Слушаюсь, — отпаровозил дройд и бесшумно выскользнул из медотсека. Ларочка грустно улыбнулась, разогнала остатки дыма тонкой рукой и вернулась к отладке медстола. Начиналась серьезная работа. К тревогам завтрашнего дня примешивался нехороший покой после сегодняшних событий…
А по нервам корабля неслись все новые распоряжения и уточнения капитана. И лишь боцман обратил внимание, что голос капитана был слишком механический и ни разу не сорвался, не дрогнул, не сбился…
Над песками Бонда висела звонкая ночь со своими шорохами, вздохами, с тонкими шепотками ветра. Виктор подошел к шлюзу, посмотрел из темноты коридора на ярко освещенную площадку, где сумрачно курил полноватый и обычно добродушный спейсер Носик. Сунул руку в карман куртки, еще раз обхватил пальцами прохладную рифленую рукоять монитрона, излучателя игольчатых вихрей монополя, бесшумно втянул в себя сухой холодный воздух и ступил на пластик шлюзоприемника. Павел вскочил со скамьи, вытянулся и отрапортовал:
— На периметре спокойно. Давид отправился в очередной рейд-патруль.
— Вольно, спейсер, — обронил Виктор с мыслью: «Тебе тоже наплевать. Всем вам…» Капитан тяжело сел на откидную скамью и долго сидел вот так, молча, уставившись неподвижным взором в ночь. Павел с тихим ужасом отметил, что капитан постарел лет на двадцать. Даже седина пробилась на висках… Виктор раскаменел и сказал:
— Мигни статиком, Павел. Я пойду поброжу в песках.
— Но, капитан… Вы нарушаете свое собственное распоряжение, удивленно ответил спейсер. — Я не должен никого ни впускать и ни выпускать. Даже с Деви я болтаю через статик.
В Викторе поднялась волна глухого злобного раздражения. Он дернулся, чтобы встать, почувствовал духоту… «Да что же… Они уже и против меня…» Рухнул назад на скамью.
Павел поспешно отвел глаза. Его рука сама потянулась к пульту. Он отрапортовал:
— Авдей Казимирович, говорит вахтенный Носик. Тут у меня капитан, хочет выйти в пустыню. Можно?
— Ты ошалел? — раздался голос старпома. — Капитана еще никто не снимал с его должности. Ты чего у меня-то разрешение спрашиваешь? Я, что ли, капитан?
Павел поежился. Ему было боязно. Решившись, он сказал:
— Даю два часа, Виктор Степанович. Если не появитесь, объявлю тревогу…
Виктор пробормотал:
— Спасибо… Павел…
Постоял, не зная, что еще сказать. Павел торопливо добавил:
— Время, сударь.
Виктор шагнул за черту линейного излучателя и очутился на овальной площадке. Медленно спустился по трапу и пошел в ночь, растворяясь в сумраке. Павел проводил взглядом мешковатую фигуру капитана, отметил направление движения и хмуро включил поле.
Виктор шел вперед, утопая в мягком прохладном песке по щиколотки. Он знал, куда идет. Через полчаса впереди проступил силуэт развалин… Песок осыпался, шептал о чем-то своем. В темноте громко перекликались какие-то местные птицы.
Виктор с шипением продрался сквозь зверский колючник, устало постоял и медленно пошел к башне, к тому самому месту. Позади остались руины стен, освещенные призрачным светом слабосильного спутника. Упала мертвая тишина, нарушаемая лишь шорохом песка под ногами. Виктор подошел к башне и сел на песок, съехав спиной по нависшей кладке. Куртка собралась у лопаток. Он поморщился, нехотя выправил материю и расслабился, закрыв глаза. Сама собой отчетливо всплыла та страшная минута… Он с хрустом стиснул зубы, застонал от непомерной тяжести навалившегося горя и трахнул рукой по… Вспышка боли, ладонь к глазам, кровь… Виктор с треском выдрал из песка куст колючника и снова замер. Здесь упал его сын, жестко сломав колючие кусты. Теперь же колючник выпрямился, снова расправил ветви-гарпуны… Как он посмел? Совсем рядом от Виктора ярко голубел цветок синей розы. Капитан злобно сломал жесткий стебель и замер. Зачем он это сделал? Он понял, почему он сломал цветок. Природа безмолвно говорила: «Жизнь продолжается»… Без Сашки… У Виктора на целую вечность захолонуло сердце. Он вспомнил, как катал подрастающего сына на спине, как Санька доверчиво жался к нему, ластился, словно котенок… Теперь ничего этого не будет… Впервые за часы, пролетевшие ПОСЛЕ, Виктор отчетливо осознал все случившееся. Он с воем согнулся под нависшей стеной башни, хватая руками песок и выплевывая вместе с кровью и песком слова:
— Не хочу… Не надо… Сашенька… Не хочу…
Пальцы нащупали в кармане оружие и вытащили на рассеянный ночной свет. Маленький спутник Бонда, не заработавший даже имя, давал мало света, но и его хватало…