В Каталонию

Когда-то её ребёнком выбросили на улицу и заставили выживать. Родителям, любившим приложиться к бутылке, не было и дела до сопливого и орущего чада, поэтому она прекрасно понимала, что надо вертеться любыми способами и лишь один всегда проигрывал — когда надо было довериться взрослым. Тем не менее, она была чертовски благодарна приютившему её когда-то дядечке, как все его ласково называли, который организовывал таким, как она, выездные бесплатные обеды и даже дал крышу над головой. Условие было одно — приносить в дом продукты или деньги поочередно с соплеменниками. Бывало, он бил ее, когда денег оказывалось меньше заявленных накануне. В эти дни она не получала ужина и спала на полу. Подобное наказание было для всех попрошаек Казанского вокзала. Она никогда не понимала борьбы за судьбу пропавшего ребёнка, листовки с изображениями которых висели в здании вокзала и на столбах за его пределами. С детства привыкшая к тому, что дети — это обуза, из которых при желании можно слепить рабочую силу, эта женщина не испытывала жалости ни к себе, ни к своим детям.

Потому что работать должны были все.

Все.

Левин знал — таких на вокзалах очень много. Были, конечно, и те, кто за еду не согласится ни на что и даже лицемерно отбросит подброшенный кусок хлеба с маслом. Но люди разные. Одни побрезгуют — другие согласятся.

Придуманная Кириллом история о несложившихся отношениях между матерью и им, отцом мальчика, женщину на самом деле не интересовала. Но легенда была нужна, как запасной вариант на случай отказа попрошайки сработать чисто. Иначе в любой момент она могла передумать, положившись на материнский инстинкт.

Довольная и уставшая, женщина заглянула краем глаза в тяжёлые пакеты и обрадовалась дорогому шоколаду, что лежал между колбасами и банками с соленьями — её сорванцы сегодня порадуются.

* * *

Прихожая повисла высоким потолком над темнеющей из-за тусклого света головой мальчика. По стенам, ведущим наверх и ветвляющим по мере изгиба лестницы, красовались картины. Они висели V-образным силуэтом — как будто точная рука дизайнера развесила их там, очертив над головами аккуратные пропорциональные расстояния разных размеров: от стандартного 10×15 до 66×22. Красивые репродукции картин с женщинами разных эпох смотрели на мальчика. Как будто позировавшие в сей момент, они казались ему живыми и загадочными. Те, что смотрели на Никиту сверху вниз, были романтичными и пугающими его одновременно. В основном то были женщины с карими глазами, а он их отчего-то боялся, будто видел в них чёрное начало; в светлых же, наоборот, все было понятно — лучезарные и открытые глаза не пугали его. Но настораживали все девять — ровно столько было их на стене, ровно столько женщин смотрели на ребёнка внимательными глазами, изучающими и чарующими.

Видимо, Кирилл Левин был любителем женских душ, раз решился украсить лестничный пролет исключительно девичьими силуэтами. Все они были молодыми барышнями: пышногрудые и изящные, аристократичные и помпезные, скромные и с невинным взглядом. На всех можно было смотреть с интересом и стараться разгадать их потерянный в красках внутренний мир. Чего они хотели, когда позировали? Что любили читать или не любили совсем? Откуда они приехали, и где их родимый дом? Сколько им лет, и какого они слоя общества? Среди них были репродукции Рембрандта Саскии ван Лейвенбург с её изящной шляпкой, закинутой на бок, и чарующими ямочками на щеках; А.П. Струйской художника Ф.С. Рокотова — абсолютно очаровательной, свежей и чистой в силу своего возраста; портрет М.А. Дьяковой, выполненный Д.Г. Левицким, с нежной улыбкой и синими глазами, прихотливую в стиле, но открытую для внимания мужчин; современный по сравнению с этими тремя портрет Коко Шанель, что висел третьим справа и являлся связующим звеном своего рода «клина». Коко выглядела успешной и красивой, как грациозная пантера, с её жемчужными бусами за спиной. За ней висела картина с изображением Клеопатры — обольстительницы Юлия Цезаря и Марка Антония — и в первом, и во втором случае художник не давал о себе знать и спрятал известную формальность. Снизу вверх поднимались портреты Орлеанской Девы с широко поставленными глазами и миниатюрным подбородком; Мэрилин Монро с алыми сексуальными губами; принцессы Дианы и, наконец, портрет М.И. Лопухиной В.Л. Боровиковского — из всех красавиц на картинах самой юной и загадочной.

Абсолютно не похожие друг на друга ни эпохами, ни внешними данными эти женщины манили вошедшего своей скрытой силой и очаровывали внешней нарисованной красотой. Любой вошедший в этот дом гость мог по достоинству оценить их портреты — окажись тем вошедшим женщина и мужчина.