В Каталонию

Наступившее сегодня Ленино тридцатилетие было бы прекрасным в силу своего непримиримо маленького в цифрах значения, если бы в сердце было то, что минуту назад в том увиденном сне. Ведь счастливая женщина не думала о прожитых годах. Счастливой женщине было чуждо восприятие увядания или набегающей зрелости. Если женщина любима — ничто не заставит её грустить; никакая печаль общества не отнимет от любимой и любящей женщины то, что дано ей от природы — радовать и радоваться, заботиться и хранить семью.

Как давно она этого не ощущала.

Как часто она думала о том, кто был в её сердце до Алексея. Не потому ли она, закрывая глаза, представляла его образ — некрасивый и непривлекательный для неё — но так незабвенно преданный ей.

Тот мужчина из её сна был на него похож.

Он любил её такой, какая она есть, и не старался сделать её лучше. Он ценил и уважал её при малейших попытках с её стороны доказать обратное. Ох, если бы любящих беззаветно людей можно было канонизировать в святые, она бы первой подняла правую руку ЗА.

Но того человека рядом с ней больше нет.

Сейчас она с Алексеем.

При этом Лена понимала, к счастью ли, к сожалению, что уже не сможет увидеть в Алексее того, кого она видела при первых их встречах — романтичного, многогранного, захватывающего. Она признавалась себе, что остыла к этому человеку, как если бы он никогда не был в её вкусе.

Сейчас в её голове прокрутился общеизвестный статус из социальной сети:

«Те люди, которые чаще всего прощали и дольше всего терпели, обычно уходят неожиданно и навсегда.»

Истина в этом была и будет.

Она больше не любила Алексея.

Да.

Пустота.

Пустота в сердце.

Она должна от него уйти.

Она потянулась и, почёсывая голову, пошла наливать себе кофе.

Зевота одолевала сонный организм частыми хриплыми тональностями.

На холодильнике висела записка с неаккуратным разбросанным почерком:

«С днем рождения».

«Не очень-то романтично…» — подумала она, — «как-то кратенько…»

Лена с испугом заглянула через щёлку в спальню свекрови, обвела взглядом захламлённые сувенирами и косметикой полки и с облегчением вздохнула. Штирлица дома не было. Это было уже настоящим подарком.

В свой день рождения она всегда брала выходной. Не потому, что хотела праздновать его целый день кряду — просто хотелось в этот день размышлять, а не захламлять свой разум невидимыми рабочими нейронами, как шторки открывающимися и закрывающимися в зависимости от принятого производственного решения. В день своего рождения Лена хотела именно размышлять, а не отвлекаться на рабочую суету. И пускай каждое 29 мая проходило у неё без воздушных шариков, коробки киндеров и ромашек с розочками — а это было неоспоримым идеальным подарком для молодой девушки любого возраста — она любила проснуться в этот день, когда того желает она, а не будильник; выпить вкусного чёрного кофе и почитать газету «Московский комсомолец» — бумажную, печатную, цветную с 2009. Было в этом что-то западное. Как если бы мальчишка проехал пару часов назад на велосипеде и кинул бы, не замедляя ход, свежий рулончик отпечатанной давеча информационной досуговой газеты прямо к порогу аккуратно стоящего двухэтажного домика с собственным гаражом и салатовым канадским газоном подле него.

Ярис как-то шла по набережной и наткнулась на бабушку, сидящую на табуреточке. Та продавала свежий выпуск «Московского комсомольца». Вот это было по-русски. Вот это было по-нашему.

Она и сама не знала, с какой целью она купила эту газету, когда все новости можно посмотреть по интернету, или же вспомнив, как оно — читать газету — получить бесплатный выпуск «Metro».

Она помнит, что её привлек слоган газеты и всего концерна: «Актуальность и достоверность — не лозунг, а принцип существования».

«Интересно…»

Она покупала эту газету из принципа. Отучиться в современном мире от пагубного влечения к социальным сетям было практически невозможным, поэтому Лена заставляла себя по утрам читать печатную газету. Так на пятнадцать минут в день она забывала о том, что существует компьютер. Потом, правда, выходила в интернет и, теряя драгоценные минуты, а подчас и большее время, она жадно впивалась в попсовые лозунги, которые кричали о морали, о сексе; давали советы, как нужно любить, добиваться любви и растаптывать её. Все эти лозунги добавлялись друг дружкой на страницы социальных сетей, дабы показать мнимым друзьям — коих было в предостаточном количестве — своё теперешнее переживание, душевный настрой или злость. Те, кто жаждал показать свое отношение к политике и как должно строиться государство, использовали лозунги Конфуция с его идеалогической любовью к справедливому и честному строю в стране. Те, кто являлись борцами за мир во всем мире, перетаскивали на свои странички картинки и подписи к ним от Лао-цзы — покровителя покоя и любви к любому животному и растению. Те, кто предавался мечтаниям о любви, цитировали Ницше.