В Киеве всё спокойно

С облегчением закончил Тихон, довольный, что удалось вспомнить все слова. Теперь он мне поможет. «Куда ему теперь деться, раз он мой святой и я его об этом попросил», ‒ пошутил он. Ему вспомнился монастырь. Тихо и незаметно текла жизнь в иноческой обители, дни и ночи, месяцы и годы смешались и растворились в постоянном труде и молитве. «Главнейшее делание монашествующих есмь молитва». Молились в монастыре непрерывно. В шесть часов утра начинался общий братский молебен — Правило, потом шла Божественная литургия, и так без конца, весь день. После службы насельники обители отправлялись на утреннюю трапезу, где разговор шел в основном о том, кто главнее: Ангел или Архангел, Серафим или Херувим. Лишь изредка выяснение «кто кого главней», сменялось спором сотрапезников о том, кто кого поборет: слон или кит, или что находится внутри земли, ‒ провертеть бы в земле дыру, да посмотреть, что там делается. Все они верили в нечистую силу, чертей, леших, домовых и прочих мелких бесов, но прилюдно за столом речи о них не заводили. Боялись. Особенно остерегались «греховной бездны», хоть и не могли объяснить, что это такое, но говорили, что на дне ее «черти мечутся».

После трапезы братия расходилась на послушания, так назывался назначенный для каждого определенный вид монастырской работы. Монахи трудились в трапезной, на просфорне, в мастерских, на огороде, на хоздворе, где имелось подсобное хозяйство, и еще… ‒ не упомнишь уже, где. Но, где бы они ни трудились, везде не прерывалась молитва. Без молитвы и благословения игумена в монастыре не совершалось ни одно дело, поэтому труженикам всегда сопутствовала благодать Божия. Этот мертвящий ритуал выматывал из Тихона кишки, вызывая закономерный вопрос: надобно ли благословенье, чтобы дышать? Например, благословение на вдох? И если да, ‒ то надо ли такое же благословение на выдох?..

Это подспудно вызревшее брожение было вызвано тем, что кроме общего Правила, Тихону, за его непокору, было назначено исполнять и дополнительное Правило. Так, поднявшись раньше всех ото сна и став пред святыми иконами, он должен был трижды прочитать молитву «Отче наш» ‒ в честь Пресвятой Троицы. Потом песнь «Богородице Дево, радуйся», также трижды. В завершение, один раз Символ Веры «Верую во единого Бога». Совершив такое Правило, он мог заниматься своим делом, на которое был поставлен. Во время же самой работы или по дороге к ней, он должен был тихо читать «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». А ежели в это время его окружали другие, то занимаясь своим делом, он должен был повторять в уме: «Господи помилуй», ‒ и так до обеда. После обеда, исполняя свою работу, он снова должен был трижды читать «Отче наш», трижды «Богородице» и один раз ‒ «Символ Веры».

Когда однажды, не удержавшись, он не то чтобы возроптавши или возомнивши и уж никак не злонамеренно, спросил, зачем все эти попугаем повторяемые молитвы? Ему смиренно, однако ж со всей строгостью объяснили, что повторяя их можно достигнуть надлежащей меры христианского совершенства. Что Враг рода человеческого, злостно ухищряясь, использует отвращение человека к молитвам, возбуждая у него стремление «к чему-то стихийному, спонтанному, бесформенному и нерегулярному…» Тогда Тихон усомнился, не чрезмерны ли в отправлении ритуалов его пастыри? На них хоть и духовный сан, но они-то всего лишь люди.

Однако не только в этом Тихон проявлял свою вредоносную греховную строптивость. Одним из самых почетных послушаний в обители было клиросное. Отец Иоанн не раз говорил, что Матерь Божия особенно благоволит к певчим. У всех, кто поступал в монастырь, проверяли музыкальный слух, после чего способных, обучали пению и чтению на клиросе. Проверяли голос и слух и у Тихона. Его, как наиболее одаренного, хотели даже направить учиться на регента-псаломщика в Черниговское Епархиальное духовное училище. Но он наотрез отказался, это было не его. Послушание входило в число основных неукоснительных правил монастыря, но, несмотря на увещевания, чтоб он обуздал свою гордыню и сошел с «тернистого пути греха», и неоднократно накладываемые епитимьи, он продолжал упорствовать в своей «превредной непокоре» и переломить его не удалось.

Заканчивался день в монастыре вечерним богослужением в храме и тем же, уже келейным молитвенным Правилом. Но и после этого в обители никогда не прерывалась молитва. Братия, попеременно, сменяя друг друга днем и ночью, круглосуточно читала Неусыпаемую Псалтырь. И лилась тихая молитва к Богу: за живых и за умерших, за обитель, за град, за страну, и за весь мир.