В Киеве всё спокойно

Он вернулся в машину и начал ждать. Ждать пришлось долго, всю ночь. У него было правило: никогда не форсировать события. И он умел ждать, он половину своей жизни только и делал, что ждал. Ведь разведка ‒ это ожидание. Так, кажется, сказал Ле Карре. Или он это говорил о шпионаже? Ни один ли черт. Главное, результат затраченных усилий. «Поспешишь – людей насмешишь», эта поговорка здесь особенно приемлема. Надо уметь организовывать свои победы. А на это необходима подготовка и, соответственно, время.

Ранним утром в зыбкий серый туман из подъезда вышли трое мужчин с бритыми головами в черных кожаный куртках, каждый из них нес по две сумки. Вместе с ними вышла неестественной худобы женщина в оранжевой косынке, она была одета в такую же черную куртку и подобие коротких штанов, из которых торчали тонкие, белеющие в тумане щиколотки. Громко бранясь, они долго спорили, как ехать: на метро или на «тачке», наконец, они уехали в подобравшем их такси.

Методично сосредотачиваясь, Очерет мысленно дал отсчет: от десяти, до нуля, и скомандовал: «Штурм!» Войдя в подъезд, он около минуты прислушивался, стоя у двери нужной квартиры, периферическим зрением фиксируя любое движение. Очерет обладал обостренным «чувством противника» и мгновенной готовностью к отражению любой угрозы. Вообще-то он считал, что ответные действия должны опережать реакцию, от этого зависит победа или поражение, жизнь или смерть. Сейчас же он не ощущал никакой опасности.

Быстро работая отмычкой, Очерет открыл дверной замок и беззвучно вошел в квартиру. На него пахнуло застоявшимся воздухом, наполненным омерзительным сочетанием зловонных запахов, среди которых преобладал тяжелый дух немытого человеческого тела и пронзительный смрад блевотины. За поворотом коридора, на кухне, горел свет, оттуда доносилось тихое монотонное пение.

Сукой буду, не забуду
Этот паровоз.
Как поймаю – поломаю,
Будет без колес.

За столом сидел худой усатый уголовник в синей майке и черных трусах.

– Не шевелись. Если ты пошевелишься, я в тебя выстрелю, и ты умрешь, – вразумительно объяснил Очерет, наведя на него пистолет.

Ничего не понимающий уголовник, молча, уставился на него. Плечи и руки его покрывали самые разнообразные татуировки угрожающего характера. Вся уголовная символика была в ассортимент: от змей, кинжалов и черепов, до ракет и даже танков. В руке он сжимал треснувшую чашку, обмотанную пластырем, на котором стояла надпись: «Не трогай – убью!» Рука его сильно дрожала, чефир из чашки обильно поливал стол.

Все пальцы у него были в вытатуированных перстнях, а тыльные стороны кистей и впадая грудь, – в церковных куполах. Понятный тип, прикинул его Очерет, небось, такие же перстня и на ногах себе набил. Учитывая возраст, столько ходок он мог совершить, если начал сидеть задолго до своего рождения.

Подталкивая стволом пистолета в спину, Очерет завел грозного усача в комнату. Она больше походила на склад: в одном углу штабелем стояли четыре телевизора, несколько компьютеров и груда самой разнообразной радиоаппаратуры. В другом углу, сидел на полу, прокованный цепью к трубе Шеин. На его бледном, осунувшемся лице лихорадочно блестели испуганные глаза. Взглянув на стол, Очерет увидел «Polaroid» и сразу подумал, что он краденный. У него сложилось мнение, что все вещи в комнате были краденные. Даже воздух здесь был «спертый», пошутил про себя Очерет.

– Ключ! – протянув руку, потребовал Очерет.

Уголовник засеменил к кровати. Было заметно, что ему не совсем удобно переставлять ногами, будто между ними что-то застряло. Поспешно перерыв все, что было на кровати и сбросив на пол подушку, он достал из-под нее ключ. Обратив внимание на странный фасон семейных трусов Мишиного надсмотрщика, Очерет решил пошутить. Сняв у Миши с пояса замок, он заставил его фотографироваться в обнимку с уголовником, и сделал два снимка.

– Какие-то вы безрадостные, – просмотрев фотографии, покачал головой Очерет. – Не счастливые, что ли? Надо веселее, фотографии-то на память. Или вам тяжело расставаться? – язвительно скривил губы он. – Ну-ка, скажите вот в эту дырочку по-английски: «сыр».

Внезапно сменяв глухой тембр голоса на металл, он зарычал:

– Ну, вместе: «чи-и-из!» – и понудив уголовника и Мишу, прижавшись щеками друг к другу, улыбаться, Очерет сделал третий снимок.

Еще раз просмотрев фотографии, он машинально отметил про себя отличное качество снимков и выбрав последний, положил его на стол рядом с фотоаппаратом, остальные два забрал с собой. Затем он примкнул уголовника цепью к трубе отопления там, где раньше сидел прикованный Миша. Уходя, Очерет медленно приблизился, и пристально посмотрев ему в глаза, негромко сказал:

– Утюгу и остальным передай, чтобы сегодня же исчезли из Киева. Того, кто останется, я убью.

Глава 12

Альбина вышла из своей квартиры.