В Китае-I. В Китае-II

Мы сидели рядышком на кровати Роз, и она рассказывала мне все это тихим, усталым голосом, вид у нее был смиренный и понурый. Но все же, когда ее взгляд падал на меня, она улыбалась и с материнской нежностью поправляла мне волосы, прижимала к груди мою руку или целовала кончики моих пальцев. Роз казалась такой странной, так не похожей на всех моих земляков, что порой закрадывалась смутная и забавная мысль правда ли это моя кузина, по крайней мере та, какой знали ее мои родители

— Ты что же, останешься здесь навсегда и никогда не вернешься домой… — спросила я, пораженная этой догадкой.

Роз усмехнулась

— Домой! Да я затем и вышла замуж, чтобы не было соблазна туда вернуться. Дом, семья — с этим покончено.

— Почему — удивилась я.

— Я просто не выдержу, — ответила она, передернув плечами. — Ненавижу Францию и все, что меня с ней связывает. Я на тебя-то гляжу и чуть не плачу, а ведь я тебя совсем не знаю, что ж говорить о родителях, близких, о местах, где я росла, — все это так крепко держит!

Роз вытерла глаза платком, не выпуская моей руки и продолжая смотреть на меня с какой-то холодной алчностью, которую старалась смягчить улыбкой и лаской.

— Но… ты тут в таком положении… — в замешательстве пробормотала я.

— Да, это, конечно, ужасно, невыносимо! — срывающимся голосом воскликнула Роз. — Второго такого тупицы во всем Пекине не сыщешь, и надо же было, чтобы он-то мне и достался, вот влипла!

Меня несколько шокировала эта вспышка — выйдя замуж, Роз как-никак ввела своего избранника в нашу семью, так могла бы из уважения ко всем нам, ко мне не выставлять его полным дураком.

3

На другой день Роз посоветовала мне прогуляться по Пекину, но отпустила с видимой неохотой. Мне показалось, что огорчает ее не столько разлука со мной, сколько то, что она не сможет пожирать меня глазами, как накануне вечером и всю следующую ночь, которую она провела, склонившись надо мной и разглядывая меня в потемках; я чувствовала сквозь сон ее горячее, прерывистое дыхание.

Я выскользнула из дворца, не уставая удивляться всему, что видела вокруг, и испытывая легкие угрызения совести по отношению к бедным, доверчивым родителям. Знай они, что сталось тут с кузиной Роз, они, во-первых, постарались бы забыть о ее существовании, а во-вторых, ни за что не допустили бы, чтобы я с ней общалась; и дело не в том, что она ведет такой оригинальный образ жизни (в нашей семье терпимо относятся к всяческой экстравагантности), а в том, что она разительно изменилась, стала совсем другой, хоть и продолжает выдавать себя за Роз. Впрочем, Роз или не Роз, какая разница, коль скоро ее не узнать!

На улице мое внимание привлекла написанная по-французски афиша в витрине туристического агентства ВИЗИТ К ИМПЕРАТОРУ.

На афише была фотография клетка, посреди которой стоит кресло, и в нем китаец, пристально глядящий сквозь прутья.

— Это здорово, стоит посмотреть! — сказал вдруг кто-то у меня над ухом.

У дверей агентства стоял французский турист, толстячок с остроконечной китайской шапочкой на голове.

— Я имею в виду императора, я вчера там был и вам советую. Как войдешь — подают чай и усаживают прямо перед ним, а он кланяется — самый настоящий император! — обращается к тебе по-китайски, как будто ты у него на приеме. Что говорит — не поймешь, переводчика нет, но в общем, класс, сходите поглядите сами!

— Ну, это только говорят, что он настоящий, а правда или нет, откуда вы знаете — возразила я, радуясь этой встрече.

Турист развел руками и побежал догонять удалявшихся ровным шагом товарищей. Я увязалась за ним и с облегчением примкнула к группе.

Во дворец я вернулась под вечер, как раз когда сюда стекались на свидание с супругами чиновники, и попала в самую толчею. Спеша укрыться от зевак, мужья молча затискивались в проходную. Меня чуть не задавили ненароком, я насилу вырвалась из толпы, состоявшей, на мой взгляд, из неотличимых друг от друга хмурых лиц. Очень возможно, что одно из них принадлежало мужу Роз, моему новому кузену, и мне делалось не по себе при мысли о том, что вокруг столько точных его копий и что мы никогда не сможем опознать в нем неповторимую индивидуальность.

В дортуар я вошла, когда уже совсем стемнело. Весь свет был выключен, я пробралась на свою лежанку, слыша со всех сторон вздохи и храп, и попыталась потихоньку разглядеть в постели Роз ее чиновничка. Но они лежали так, что лиц было не видно. Тогда я решила не засыпать, чтобы застать его на рассвете. Но хоть я была уверена, что не сомкнула глаз, утром обнаружила Роз уже в одиночестве. Вокруг со всех кроватей спрыгивали мужья-чиновники, одетые в серую форму — так в ней и спали, — и поскорей убегали на службу, жены же потягивались, прокашливались, переговаривались, лениво полеживая в постели, или дурачились и удерживали мужей, напяливая им на головы вязаные тапочки.

— Могла бы познакомить меня с мужем, — попеняла я Роз.

Она почему-то густо покраснела и промолчала, а я не стала расспрашивать.

4