Следующие несколько дней я провела во дворце, чтобы сделать приятное Роз. Но ее постоянно пристальный, откровенно алчный взгляд, которого она не отводила, даже когда натыкалась на мой, прогонял меня в парк. Роз все дни напролет бездельничала, а я умирала от скуки. Но как-то вечером, когда все уже легли, она скользнула в мою постель и дрожащим от волнения голосом проговорила
— Я хочу тебя кое о чем попросить. — Она обняла меня и прижалась покрепче. — В четверг вечером в проходной на тебя обратил внимания один ответственный чиновник, его жена из самых важных персон у нас во дворце, я на нее не то что взглянуть — это строжайше запрещено, — даже обернуться тайком не смею. Так вот, он тебя увидел, и ты произвела на него такое впечатление, что он проплакал у жены всю ночь, а это, говорят, совсем не в его характере и привычках. Пойми меня правильно он не влюбился в тебя и не воспылал желанием, его привлекла твоя внешность, твое лицо, только и всего.
— Ничего не понимаю, — пробормотала я. Эта история раздражала и коробила меня.
Роз, осыпая меня поцелуями, терпеливо объясняла
— Этот важный чиновник, человек весьма влиятельный и одаренный, хочет, чтобы его женой была женщина, в точности похожая на тебя лицом, телом, походкой, образом мыслей, чтобы она была иностранкой, француженкой, но ты сама его не интересуешь, и жениться на тебе он не собирается. Он хочет, чтобы его нынешняя супруга, к которой он привязан, взяла у тебя все, что я перечислила, и чтобы вы с ней поменялись, так сказать, оболочкой, это же пустяки!
— То есть я стану ею, а она — мной
— Именно так, но только снаружи, это все касается лишь той стороны, которая так понравилась большому начальнику, когда он тебя увидел.
Я недоверчиво и возмущенно отпрянула от Роз, но она вцепилась в меня и возбужденно, уже не скрывая лихорадочного нетерпения, зашептала
— Пожалуйста, сделай это ради меня, сестренка, миленькая, мне это очень нужно. Этот чиновник обещал, если я тебя уговорю, повысить моего болвана-мужа до своего уровня, самому-то ему никогда не продвинуться, я ж тебе говорила, и я так и застряну в чернавках, вечно буду торчать в этом дортуаре, а это, ты же видишь, стыд какой — я уже не молоденькая, и никакой надежды… Ты просто обязана, и ты это сделаешь, если в тебе есть родственные чувства, если ты любишь свою кузину, это же такие пустяки!
— Как это делается — машинально спросила я, и меня пробрал ледяной озноб.
— На самом деле все, конечно, не так уж просто, должно быть сильное желание, но никаких чудес тут нет достаточно смотреть и копировать. О, ты такая добрая, я так тебя люблю, да и что тебе стоит!
Обрадованная, Роз говорила чуть ли не в полный голос. Мне же от ее поспешной радости стало не по себе.
— Но мне-то зачем меняться — воскликнула я. — Пусть она берет все, что пожелает, а я останусь такой, как есть, и никакого обмена!
Роз ошарашенно привстала и уже не так задушевно, с расстановкой возразила
— Сама подумай, разве могут существовать два совершенно одинаковых человека — это нехорошо, неестественно. И как можно, чтобы супруга того чиновника, при ее-то положении, вдруг куда-то исчезла
Никогда в жизни никто не имел надо мной такой власти, как теперь Роз. Я была готова согласиться с чем угодно, лишь бы ее не обидеть, и закивала. Роз смягчилась и снова принялась мне рассказывать, как я ее осчастливлю, как она всю жизнь будет мне благодарна, а требуется от меня всего-навсего расстаться с собой, раствориться в другой женщине и взамен принять в себя ее.
Наступило утро. Полумертвая от страха, я не держалась на ногах, меня вела Роз, крепко обняв за талию. Мы шли к высокочтимой супруге, которую Роз успела оповестить, а может, подумала я, договорилась с ней еще накануне, заранее уверенная, что добьется моего согласия. На полпути я уперлась. Роз нахмурила брови.
— А родители, — в отчаянии сказала я, — как же они, бедные…
— Меня тоже никто бы не узнал, — оборвала меня Роз. — Ну и что. Я остаюсь для всех той же Роз, и в семье ко мне относятся по-прежнему. Какая разница, на что и на кого ты похожа. Если кто и заметит, то скоро забудет.
Она явно нервничала, была как на иголках, то и дело грубо пихала или щипала меня в бок. У меня вдруг шевельнулось подозрение, что на самом деле Роз на меня наплевать, она просто хочет мной воспользоваться и, не исключено, строила коварные планы с самого начала, как только мы позвонили ей и сказали, что я приеду. Я хотела возмутиться, повернуть назад, но Роз уже открыла дверь в украшенный резьбой и позолотой коридор, ведущий в покои избранных и втолкнула меня со словами
— Входи одна, я не имею права ее видеть.