В класс пришел приемный ребенок

Воровство – еще одна хитовая тема в работе с приемными семьями. И почти всегда это воровство совсем не в том смысле, которое вкладывает в это слово Уголовный кодекс – намеренное присвоение чужого имущества. Детское воровство (и тут нет особой разницы между детьми родными и приемными) почти всегда – некое послание окружающим или самому себе. Иногда это протест, иногда – месть, иногда – наивный способ восстановить справедливость («несправедливо, когда у одного есть, а у другого нет»). Часто воровство – это попытка справиться с навязчивой тревогой (так называемое невротическое воровство, на котором ловят периодически звезд кино и эстрады). Имея многомиллионные доходы, они зачем-то крадут в торговых центрах помаду или шоколад. На самом деле их привлекают не украденные вещи сами по себе, а минуты напряжения в процессе кражи и наступающее затем сладостное расслабление, эйфория, когда опасность миновала. Таким образом они пытаются отвлечься от постоянной тревоги.

Для ребенка иногда воровство – это способ на символическом уровне получить ту любовь, которой он лишен (заменив ее купленными на украденные деньги конфетами). Пожалуй, единственный тип воровства, свойственный именно приемным детям, – воровство по неведению, просто от незнания законов собственности и отсутствия представлений о ценности вещей (помнится, одна восьмилетняя девочка в первую неделю жизни в семье вынесла во двор все мамины драгоценности – чтобы делать с подружками «секретики» в земле).

Что касается Насти, не надо быть психологом, чтобы понять мотивы ее поступка. Виктор восхищался успехами зятя, радовался, что тот хорошо зарабатывает, «приносит деньги в дом». Он говорил с ним и со своими детьми так, как никогда не говорил с Настей. Они были успешными в глазах родителей, она – нет. Реплики дочери Настя наверняка краем уха тоже слышала, а что при этом чувствовала, легко догадаться. Кроме того, Елена, не зная, чем воздействовать на Настю и как заставить ее хорошо учиться, давно перестала класть деньги ей на телефон, ничего ей не покупала, а Настя очень ценила эти маленькие подарочки, которые позволяли ей чувствовать, что мама ее любит. Обида, желание отомстить, надежда утешиться с помощью сладостей и побрякушек, желание тоже стать успешной (то есть быть «с деньгами») – все это стало причиной спонтанного воровства, явно не обдуманного заранее, иначе бы она спрятала добычу получше.

А эпизод с журналом… Как выяснилось, Настя взяла его не где-нибудь, а с тумбочки у Виктора. И искренне не могла понять, почему когда он рассматривает картинки с красивыми девушками – это ничего, а когда они с одноклассниками – такой шум поднялся. То есть в 11 лет она уже имела представление о том, что это что-то запретное, но подобного резонанса, конечно, не ожидала и особого раскаяния не испытывала, поскольку не усматривала серьезного «состава преступления». Когда она рассказывала об этой истории, выходило так: она плохо сделала, что взяла журнал без спроса. Надо было просто спросить!

При ближайшем рассмотрении каждый Настин проступок оказывается не таким уж страшным. Не было в ней никакой особой «испорченности», просто накопившийся опыт неудач, длительный стресс и отставание в «социальном развитии». С каждой из этих проблем Елена, женщина добрая и умная, вполне могла бы справиться. Если бы не оказалась в полной изоляции, в положении «один против всех». Если бы близкие люди, окружение, в том числе в школе, не изводили ее замечаниями, претензиями, нереалистичными требованиями, если бы предложили помощь… Если бы – хоть раз – люди, окружавшие ее и ребенка, поддержали ее, похвалили за усилия, отметили бы положительные сдвиги, которые произошли в Насте… Вместо этого Елена слышала одну только критику.

Что можно сделать. Конечно, Елене следовало быть более активной в поиске помощи. Она могла бы раньше обратиться к психологу, социальному педагогу, найти для Насти репетитора, другую школу. На педсовет она должна была пригласить социального педагога, который имеет опыт общения с учителями и сумел бы, возможно, переломить их отношение и настроить на помощь ребенку. Она, наоборот, долго скрывала реальное положение дел от специалистов службы по семейному устройству, ей было неудобно признаться, что она не справляется, и на их вопросы отвечала «все хорошо» (а детям, значит, врать нельзя). Но сейчас нам важно подумать о том, чем мог бы помочь в данной ситуации учитель, даже если бы сама Елена, в силу своего характера, за помощью не обратилась.