Мы с коллегами потратили много сил, пытаясь разрешить ситуацию и восстановить семью. Беседовали с Еленой, даже приезжали к ним домой для разговора с Виктором (к нам он ехать наотрез отказался). Пытались объяснить, как все выглядело с точки зрения Насти, что заставило ее так поступить. Под конец Елена сказала: «Может быть, вы и правы, но теперь уже поздно. Я сломалась. Больше не могу так жить. Виктор сказал категорически: или он, или Настя. А мне не пережить одновременно развода с ним и еще Настиных проблем. Я за последние полгода так вымоталась, так устала чувствовать себя виноватой, что сил нет уже ни на что».
Насте очень тяжело далось все это. Она по-прежнему любит Елену и еще долго, года два, надеялась, что та передумает и ее заберет. Одно время она очень старалась учиться и хорошо себя вести, наверное, рассчитывала, что это поможет, потом отчаялась и пошла вразнос. Всякое вытворяла, вплоть до попадания в детскую комнату милиции. Учиться перестала вовсе, начала курить. Потом все-таки немного успокоилась, смирилась с ситуацией. Правда, больше ни о какой семье слышать не хотела, сказала, что останется до совершеннолетия в детском доме. Однако несмотря на травму, полученную после возврата в детский дом, два с половиной года жизни в семье были очень полезными для девочки. Она смогла, хоть и с постоянной помощью репетиторов, продолжить учебу в обычной школе, стала более развитой, тонкой, гораздо глубже стала понимать себя, научилась себя обслуживать, и когда вырастет, сможет вести хозяйство.
Интересно, что никакой обиды на Елену у нее нет. Она регулярно звонит Елене, по-прежнему называет мамой, готовит ей подарки к праздникам, мечтает пойти в гости. По Настиным представлениям, с хорошей, доброй мамой, которая ее любила, ее разлучили злые люди. Что же, при всей наивности ее взгляда в этом объяснении есть немалая доля правды.
Шут гороховый
Валерка очень симпатичный парень. Все, кто общается с ним, невольно попадают под его обаяние. Нет, он совсем не пай-мальчик, может надерзить, вспылить, но… нравится, и все тут. Воспитатели прощают ему то, чего ни за что не простили бы другим детям. Потенциальные патронатные родители, лишь увидев его фото, заинтересованно спрашивают: «А это что за мальчик?». Журналисты на мероприятиях всегда хотят взять интервью именно у него.
Валера был усыновлен через год после того, как от него отказалась в роддоме кровная мать. Неизвестно, что происходило в семье этих усыновителей, но они очень быстро потеряли к ребенку интерес, «сбросили» его на бабушку, которая была уже немолода и тоже особого рвения его растить не испытывала. В общем, годам к четырем Валеру вернули. Он жил в разных детских домах, неизменно будучи любимцем воспитателей, пока в возрасте 10 лет не оказался в 19-м детском доме. Долго «на выданье» такой парень сидеть не мог, и довольно быстро отправился в новую семью.
Его патронатные воспитатели на него не жаловались, он был ласковым, если отлынивал от домашних дел, то как-то без вызова, особо не хулиганил, хотя частенько попадал в истории – то на него собака напала, еле убежал, то под лед на пруду провалился, то куда-то уехал с мальчишками на электричках, всех перепугал. Удивляли бурные сцены, которые Валера иногда закатывал, обидевшись на что-нибудь, или «выбивая» у родителей внеплановую покупку. Уж очень они не соответствовали возрасту и полу – Валере было уже 12, а он театрально рыдал, как пятилетняя девчонка. Но это случалось не очень часто, и была надежда, что скоро пройдет.
Стонали от Валеры учителя. Он неплохо учился, не дрался и не бил стекол, но каждый урок, на котором он присутствовал, плавно переходил в цирковое представление. Например, учитель начинает новую тему и вдруг замечает, что весь класс хихикает и вертится. «Что случилось?» – молчание, смешки, преходящие в хохот. Только минут через 10 выясняется, что Валера все это время стоял прямо за спиной у учителя на подоконнике за занавеской. В другой раз Валера явился на урок с картонной коробкой на голове – он изображал инопланетянина. На просьбу принять нормальный вид очень потешно притворялся, что ничего не понимает, говорил на тарабарском языке и демонстрировал большую радость при встрече с землянами. Все это выглядело довольно мило, но урок-то опять сорван. И это не считая ежедневных заурядных фокусов вроде громкого икания, стука по парте ручкой, «остроумных» замечаний во время ответов других учеников. Если же вызывали самого Валеру, класс уже готов был смеяться в ответ на любое его слово. Учителя построже порой выгоняли парня из класса в самом начале урока, но администрация этого, естественно, не одобряла. Тем более что он вовсе не расстраивался, а придумывал что-нибудь еще, например кукарекал за дверью. На Валерку трудно было сердиться, но всему есть предел, а главное – не было ощущения, что его поведение меняется к лучшему. Он вроде бы искренне извиняется, умилительно просит прощения, горячо обещает, что больше – ни за что, а потом – все снова.