Александр Борисович Гольденвейзер — один из тех могикан, которыми мы по праву гордимся. Вся его жизнь и деятельность связана с историей русской и советской музыкальной культуры, с замечательной московской пианистической школой. Для многих поколений музыкантов он олицетворял живую связь лучших традиций прошлого с нашим временем. Общаясь с ним, молодежь впитывала в себя подлинную культуру и богатейший опыт этого замечательного музыканта. Я не преувеличу, если скажу, что нет такого уголка в Советском Союзе, где бы не трудились питомцы Александра Борисовича.
Я благодарна своему дорогому учителю прежде всего за то, что он научил меня не только играть на фортепиано, но выработал мои музыкальные и эстетические вкусы, а главное, научил меня самоотверженно, не щадя сил трудиться, ибо только в неустанном труде залог постоянного продвижения вперед, а Александр Борисович учил нас тому, что в искусстве нельзя стоять на месте. И еще он часто говорил: «Любить искусство надо больше, чем самого себя». Это очень важно, и об этом надо помнить не только начинающим музыкантам.
Концертируя в городах Советского Союза, а также за его пределами, я много рассказываю о своем учителе. Имя его неразрывно связано с Московской консерваторией, где он преподавал свыше пятидесяти пяти лет. Мы часто от него слышали: «Я очень люблю Московскую консерваторию, очень ею дорожу и считаю, что она в своем роде — единственная в мире».
Э. Эксанишвили. ВОСПИТАТЕЛЬ БЛЕСТЯЩЕЙ ПЛЕЯДЫ
С конца ноября 1941 по 31 августа 1942 года Александр Борисович Гольденвейзер был в Тбилиси вместе с группой эвакуированных из Москвы деятелей культуры — музыкантов, а также артистов Художественного театра. Это тяжелое время было периодом особенно интенсивной его деятельности. Он выступал с концертами, делился воспоминаниями о своем общении со Львом Николаевичем Толстым, сочинял одноактную оперу «Пир во время чумы» на текст Пушкина, работал над комментированной редакцией всех фортепианных сонат Бетховена и, конечно же, продолжал общаться с учащейся молодежью, давая консультации студентам и аспирантам консерватории и ученикам Тбилисской центральной музыкальной школы. В это время завязались обширные музыкально-профессиональные и дружеские связи, в том числе с семьями музыкантов — Багратиони, Вирсаладзе, Куфтиных и многими, многими другими. Мария Константиновна Камоева, учившаяся в свое время у Григория Романовича Гинзбурга в Московской консерватории (ныне она — профессор класса камерного пения в Тбилисской консерватории), предоставила Александру Борисовичу и его сестре Татьяне Борисовне на время эвакуации свою квартиру. Приезжая впоследствии в Тбилиси на госэкзамены или с концертами, Александр Борисович встречался с друзьями, интересовался событиями культурной жизни Грузии, посещал музеи, обязательно ездил на гору Давид на могилу Грибоедова. Он искренно полюбил Грузию. Может быть, некоторую роль в этом сыграло то, что он родился и первые восемь лет жизни провел на юге России, в Кишиневе, и любовь к южной природе, к яркому солнцу сохранилась в нем на всю жизнь. Когда он в течение многих часов сидел на государственных экзаменах в Тбилисской консерватории (начиная с 1944 года он почти ежегодно возглавлял Государственную экзаменационную комиссию — в последний раз это было весной 1958 года), коренные тбилисцы изнывали от жары и выражали беспокойство по поводу того, как ее переносит Александр Борисович; он же пожимал плечами и говорил, что прекрасно себя чувствует и что жара ему нисколько не мешает.
Александр Борисович был очень чуток к народной грузинской музыке; он глубоко чувствовал и восхищался фольклором, грузинскими танцами. Когда в Москве проходили концерты грузинской музыки, он непременно посещал их и неоднократно писал на них доброжелательные рецензии.
Занимаясь с нами, наш учитель не ограничивался чисто профессиональными указаниями. Он всегда внушал нам, что настоящим музыкантом, подлинным художником может быть лишь человек разносторонне образованный, стоящий на высокой ступени современной ему культуры; всей своей жизнью он давал пример именно такого музыканта — с живыми, многообразными интересами, жадно впитывающего все новое и значительное в окружающей действительности. Он часто говорил о том, что музыка — одно из могущественнейших средств воздействия, объединяющее людей; что музыкальное воспитание должно пронизывать обучение в школе и в семье. По мнению Александра Борисовича, детей, совсем лишенных каких-либо музыкальных задатков, не бывает. Исходя из этой предпосылки, в нашу Экспериментальную школу, организованную в 1973 году при Министерстве просвещения ГССР, дети принимаются без специального отбора. Большинству учащихся удается развить музыкальный слух, они научаются петь, импровизировать.
Ученики Александра Борисовича навсегда оставались близкими ему людьми. Мы, тбилисцы, это всегда чувствовали.