В когтях германских шпионов

Пенебельский просиял. И жестом, перехваченным у Арканцева, с которым завтракал сегодня за соседним столиком и с которым так жаждал познакомиться, разгладил свои тёмные бакены.

— Я очарован таким внимавшем господина Прэна, графиня! Мой ему поклон и привет, графиня…

— Это еще не все. Сумма, пожертвованная вами, оказалась недостаточной. Ваше имя слишком хорошо знакомо в Берлине. А вы знаете: большому кораблю — большое плаванье…

Ольгерд Фердинандович слегка заерзал в своём кресле. Ему показалось, что в кабинете сквозит, хотя не сквозило вовсе.

— Я полагаю, что при ваших немецких симпатиях и кроме того — вы сами немец…

«И дернула же меня нелегкая назваться немцем!» — сказал про себя с досадою Пенебельский и молвил вслух:

— Если в Берлине эту сумму нашли недостаточной, что ж, я готов пополнить…

— В таком же размере, как и первый взнос, — подхватила графиня.

— Графиня, я хотел бы увидеть человека, осмелившегося вам отказать…

Ирма холодно приняла этот комплимент.

— Вы делаете это не ради меня, а как гражданин и патриот.

С подавленным вздохом Пенебельский выписал чек. И опять ему показалось, что в кабинете сквозит…

Из золотого мешочка Ирма вынула крохотную книжечку в переплете оксидированного серебра. Забыв, что ему подобает держаться олимпийцем, Ольгерд Фердинандович, испугавшись одного вида книжечки, замахал руками:

— Полноте, графиня, какие же формальности между своими людьми!..

— Извиняюсь, господин Пенебельский… Но я в данном случае формалистка. Потрудитесь расписаться.

Прижатый к стене, да еще такой очаровательной женщиной, Ольгерд Фердинандович расписался. И опять, как тогда с Флугом, дрожали пухлые, короткие пальцы с плоскими ногтями, а белый, как слоновая кость, нос увлажнился двумя-тремя капельками…

Овладев собою, Ольгерд Фердинандович сказал:

— Я сегодня же буду у вас с визитом, графиня. Надеюсь, что как-нибудь, на днях, вы не откажетесь украсить вашим присутствием мой скромный обеденный стол. Соберутся все люди нашего общества, и вы будете в своём кругу… А сейчас, быть может, вы разрешите, графиня доставить вас в моём автомобиле? Куда прикажете, графиня?..

27. Так начался их роман

«Службу» свою интересам габсбургской монархии Ирма начала еще при покойном графе Эрентале. Этот внук, или даже сын банкира, проскочивший сначала в бароны, а потом в графы, заявил Ирме довольно цинично:

— Кто много платит, — а мы платим весьма щедро, — тот вправе предъявлять совершенно пропорциональные требования… Не так ли? И когда нам нужно, когда это в наших соображениях, мы будем пользоваться вами, как женщиной, которая может нравиться тем, кто нам нужен и которая умеет быть не совсем уже такой неприступной… Имейте в виду, что самый опытный в паре агент спасует перед женщиной, и там, где он в бессилии разведёт руками, там она сумеет узнать и добыть требуемое. В её руках два могущественных орудия. Во-первых, её тело, во-вторых, извиняюсь, постель! Да, постель!.. И на этом алтаре любви приносились неоднократно великие политические жертвоприношения… И самые искусные дипломаты поднимались на утро с этого алтаря, если и без ночного колпака, то за это кругом околпаченные. Будете слушаться, из вас может получиться толк. У вас красота, манеры, чудная фигура, вы владеете языками и, кроме того, вы действительно, графиня, настоящая, не маргариновая…

Таков был первый урок, преподанный графине Чечени графом Эренталём в его «интимном» кабинете Министерства иностранных дел. Ирма оправдала с лихвою надежды своего учителя.

В её послужном списке числились две крупные заслуги. Во-первых, однажды в Ницце — ее специально командировали туда лет пять назад — ей задалось раскрыть существование тайного договора между Францией и Англией. Как-нибудь, при случае, мы расскажем об этом подробно. Во-вторых, уже об этом вскользь упоминалось, Ирма сыграла далеко не последнюю роль в аннексии Боснии-Герцеговины. В Бухлау, наследственном замке Эренталевой супруги, Ирма провела несколько дней. И там в её чарах и густых волосах запутался до потери своей, и без того не особенно крепкой головы, крупный европейский дипломат. Крупный не способностями, а положением, которое занимал…

После Бухлау граф Эренталь представил Ирму эрцгерцогу Францу-Фердинанду. И тот, покручивая свои вахмистрские усы, обещал ей орден «Золотого руна» и крупную денежную награду. «Золотое руно» почему-то «улыбнулось», а денежная награда, и действительно крупная, выдана была графине.

В венских придворных кругах шутя говорили, что молодая вдова Ирма Чечени — она действительно была вдовою — получит новый титул герцогини Боснийской.

Но, как бы там ни было, вся эта эпопея в Бухлау оставила в ней осадок чего-то позорного. Сын банкира, вершивший политические судьбы Австро-Венгрии, с каким-то негоциантским плантаторским цинизмом торговал её телом в этом магнатском замке со старинными портретами и пылью Средних веков.