В Коктебеле никто не торопится

– Я ж тогда не знал, что вы в пещере, – начал извиняться Андрей. – Я думал, пошутил кто или привязал и забыл. А вещь хорошая, в хозяйстве пригодилась бы. Вот и отвязал. А уже потом, когда узнал, что вы к пещерам плавали, понял, что вы скорее всего внутри были и шкатулку мою прихватили. А в ней, – он замялся, – Никита скажи ей.

– Андрей оставил послание следующим поколениям, – серьезно сказал Никита. – Ну, помнишь, мы так в пионерском лагере поступали? Писали записку, засовывали в бутылку и закапывали, чтобы ее следующие пионеры нашли и прочитали наш привет.

– Я не была в пионерском лагере, – чуть обиженно сказала Полина. – Когда пионерия кончилась, я еще малявка была.

– Ну тогда поверь на слово. Андрюха написал послание следующим отдыхающим в Коктебеле, которые когда-нибудь заплывут в эту пещеру. Это ж мало кто делает. В массе своей люди ленивы и не любопытны. Так что нашли бы это не в этом году точно, а может, и не в следующем. Интересно же…

– Романтик ты, Андрей, – улыбнулась Полина. Пожарный стеснительно засопел. – Да не стесняйся ты, мужчин, которые способны сохранить детское восприятие жизни, будучи стопроцентным мужиком, так немного, что гордиться надо, а не стесняться.

– Ладно, проехали, – облегченно выдохнул Андрей. И, переглянувшись, они втроем весело расхохотались.

Домой Полина с Олей возвращались в одной машине с Анной и Николаем. Парашюты загрузили в багажник, и Никита с Андреем тихонько пошли пешком, чтобы скоротать время, пока Николай довезет женщин и вернется за ними. Полине было жалко расставаться с мужчиной, которого она любила, даже на полчаса, но выхода не было. Олю она не согласилась бы отпустить от себя ни на шаг, тем более что мама в ожидании дочерей наверняка уже совсем извелась.

Вилась вокруг горная дорога. Снова уснула и тихонько посапывала на коленях у Полины Оля, сосредоточенно вел машину Николай, молчала Анна. Покой и безмятежность разливались вокруг, и, глядя в окно, Полина вдруг осознала, что все будет хорошо. Отныне и до скончания веков.

Глава 17 Правда всегда торжествует

«Никогда не знаешь, где тебе повезет».

Макс Фрай

У Кости Прыгунова с самого детства была одна, но пламенная страсть. Называлась она зависть, и испытывал он ее по любому поводу, даже самому мелкому. Там, где другие дети чувствовали радость или восторг, страх или тревогу, Костик чувствовал только всепоглощающую зависть и ничего больше.

В детском саду у других детей оказывались моложе мамы и больше мандарины в новогоднем подарке. В школьном хоре кто-то другой стоял в первом ряду, в то время как Костику приходилось довольствоваться скамеечкой. Другие дети уже вовсю ездили отдыхать в только что открытую для российских туристов Турцию, а он все еще довольствовался запущенным бабкиным садиком в осточертевшем до рези в глазах Коктебеле.

Впрочем, даже здесь, в глухой провинции у моря, тоже находились поводы для зависти. Друг Васька по прозвищу Жмых лучше лазал по горам и бесстрашнее прыгал с крыши. Девочки влюблялись в других мальчишек, тех, кто постарше, а на него, малька, не обращали ни малейшего внимания. И даже бабушка гораздо больше любила не Костика, а другого своего внука, приходящегося Костику двоюродным братом. Брата он ненавидел еще и за то, что жил тот в интеллигентном, музейном, красивом до обморока Питере, а не сутолочной, купеческой Москве, несущей тонкий, слабо ощутимый, но непреходящий аромат пошлости.

Прыгунов завидовал окружающим истово и горячо. Что бы он ни делал, зависть не покидала его, разъедая, как ржавчина. Эту ржу, от которой что-то расползалось внутри, хлюпая и противно чмокая, он ощущал в себе постоянно. Особенно она не давала ему спать по ночам, когда прямо посередине сладкого безмятежного сна в голову вдруг вползала подлая незваная мысль о жвачке, привезенной однокласснику отцом-летчиком прямо из заграницы, новых кроссовках, которыми давеча хвастался во дворе приятель, а когда Костик подрос, о японской машине, купленной коллегой по работе.

Он старался изо всех сил, чтобы противостоять этой напасти. Учился лучше всех в классе, стискивая зубы от невыносимости зубрежки. Но у сидящей с ним за одной партой задаваки Ирки Козловой оценки были ничуть не хуже, а усилий на это она тратила гораздо меньше. Ей достаточно было только взглянуть в учебник, чтобы найти решение задачки, над которой Костик мог промучиться целый вечер, или наизусть выучить стихотворение, на запоминание которого у Костика уходило несколько вечеров.

Он поступил в институт с первой попытки, но не набрал баллов для МГУ и был вынужден довольствоваться гораздо более скромным вузом. У него был красный диплом, но некоторые экзамены для этого приходилось пересдавать по два, а то и три раза, в то время как другие получали свои пятерки «автоматом».