Читаем В конце они оба умрут полностью

— Нас не могли держать долго, — говорит Тэго, отвоевывая себе место, чтобы его тоже было видно. — Хорошо нас видишь?

— К чертям все это собачьим. Руф, ты где? — Малкольм прищуривается, рассматривая место у меня за спиной. Где сейчас находятся они сами, я тоже не имею понятия.

— Я у «Клинта». — Я нормально с ними попрощаюсь. Обниму их. — Парни, сможете приехать сюда? Поскорее. — То, что я дожил до пяти часов, — гребаное чудо, но время истекает, в этом сомнений нет. Матео держит за руку Лидию, и я хочу, чтобы тут были и мои друзья. Все вместе. — Можете и Эйми захватить? Только без этого ублюдка Пека. А то я ему снова зад надеру. — Если мне и нужно было извлечь какой-то урок, то я его не извлек. Этот чел расстроил мои похороны, посадил в обезьянник моих друзей. При первой же возможности я хорошенько ему втащу, и не говорите мне, что я не прав.

— Его счастье, что ты еще жив, — говорит Малкольм. — Если бы тебя уже не было, мы охотились бы на него до самого утра.

— Не уходи из «Клинта», — встревает Тэго. — Мы будем там через двадцать минут. И вонять от нас будет тюрягой. — Забавно, как быстро Тэго вообразил себя закоренелым преступником.

— Я никуда не денусь. Я тут с другом. Просто приезжайте, ладно?

— Только попробуй слинять, Руф… — угрожающе говорит Малкольм.

Я знаю, что он на самом деле имеет в виду. «Только попробуй умереть».

Я фотографирую вывеску «Кладбище Клинта» и в цвете загружаю фото в инстаграм.

ПАТРИК «ПЕК» ГЭВИН


17:05


— Есть. — Пек спрыгивает с кровати. «Кладбище Клинта». Он кладет в рюкзак заряженный пистолет. — Надо поторопиться. Погнали.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


Конец


Умирать не хочет никто. Даже люди, которые хотят попасть в рай, не хотят для этого умирать. И все же смерть — наш общий пункт назначения. Никому никогда не удавалось ее избежать. И так и должно быть, ведь смерть, вероятно, лучшее изобретение жизни. Это проводник перемен в жизни. Смерть расчищает старое, чтобы дать дорогу новому. — Стив Джобс

МАТЕО 17:14


Этот день подарил мне чудеса.

Я нашел Последнего друга, Руфуса. Наши лучшие друзья будут рядом с нами в наш Последний день. Мы побороли свои страхи. И сейчас мы в клубе «Кладбище Клинта», который очень хвалят в сети; и, возможно, он станет для меня идеальным местом, если в ближайшие минуты я смогу преодолеть свои комплексы.

Судя по фильмам, которые я смотрел, вышибалы на фейсконтроле обычно невероятно упрямы и отличаются особо устрашающим видом, но в «Кладбище Клинта» на входе стоит девушка в кепке козырьком назад и приветствует гостей.

Она просит меня показать документы.

— Нам жаль терять вас, Матео. Повеселитесь тут, ладно?

Кивнув, я бросаю немного мелочи в пластиковый контейнер для пожертвований и жду, пока Руфус заплатит за себя и войдет. Девушка оглядывает его с головы до ног, и меня бросает в жар. Но когда Руфус догоняет меня и хлопает по плечу, щеки у меня горят уже совсем по-другому, так же как в тот раз в «Арене путешествий», когда он взял меня за руку перед прыжком.

За дверью грохочет музыка, и мы останавливаемся, чтобы подождать Лидию.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает Руфус.

— Весь на нервах и с нетерпением жду того, что случится внутри. В основном на нервах.

— Еще не пожалел, что спрыгнул со скалы?

— А ты что, пожалел?

— Нет.

— Тогда и я нет.

— Веселиться будешь?

— Не дави на меня, — говорю я. Между прыжком со скалы и весельем есть большая разница. Когда прыгаешь вниз, ничего уже не поделать, невозможно ведь зависнуть в воздухе. Но развлекаться и делать что-то новое перед незнакомцами, когда чувствуешь себя неловко, — это требует особой смелости.

— Я и не давлю, — говорит Руфус. — Просто это наши последние часы на планете. Нужно использовать их так, чтобы умереть без сожалений. Но никакого давления.

Без сожалений. Он прав.

Друзья стоят за моей спиной, когда я открываю дверь и захожу в новый для себя мир — и как же я сразу начинаю жалеть, что не проводил в нем каждую свободную минуту. Нас ослепляют вспышки света, мелькающие голубые, желтые и серые огни. Граффити на стенах подписаны Обреченными и их друзьями, иногда это последние следы, оставленные Обреченными на земле, нечто, что делает их бессмертными. Мы все конечны, и не важно, когда придет конец. Ничья жизнь не продлится вечно, но то, что мы после себя оставляем, делает нас живыми для других людей. И вот я смотрю на зал, переполненный людьми, Обреченными и их друзьями — и все они живут.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза