— Я всё сказала, — бросила она через плечо.
— Ты не можешь просто так взять и уйти!
— Ошибаешься. Могу, — стоя в дверях, она обернулась и остановилась ровно настолько, чтобы сказать: — Вирус не сам по себе на Йорфс прилетел. Кто-то намеренно инфицировал груз, скорее всего, органику. Но здесь я тебе не помощник: я твоих людей не знаю, так что разбирайся сам, кто тебя предал. Но только один. Без меня.
— Почему без тебя?
— Я тебе больше не доверяю, — она переступила порог. — Как можно верить тому, кто тебя предал? Прощай.
— Нейт, останови её, — негромко бросил Альтаир. Впрочем, Сол тоже его услышала.
— Не советую, — Сол мгновенно выхватила бластер, её глаза угрожающе сверкнули. Нейт замер в нерешительности.
— Это не смертельное оружие, — заметил Альтаир.
— Конечно, — легко согласилась Сол, активируя режим «турбо». — Но очень неприятное. Не советую проверять.
Она почти не соображала, что делает: кровь шумела в ушах, отдаваясь тупой пульсирующей болью где-то в сердце. Словно на автомате она прыгнула в корабль, запустила программу старта — на автопилоте, сейчас ей было не до управления. Её обуревали эмоции, которые она поклялась не испытывать больше никогда.
Ярость. Обида. Разочарование. Отчаяние. И — перекрывая всё прочее — пронзительно едкая горечь.
Если бы у чувств был голос — всё внутри неё сейчас бы звенело от душераздирающего крика, скрежета и воя. Если бы у чувств был запах — она бы задохнулась от ядовитого зловония, захлебнулась бы в нём, как в едкой концентрированной щёлочи.
Внутри всё скрутило от боли, словно в её сердце всадили острую иглу, нет, скорее, словно его медленно-медленно проткнули толстой вязальной спицей. Сол забралась в кресло с ногами и сжалась в комочек, сотрясаясь от душивших её рыданий.
Она успела в него влюбиться.
Незаметно для неё самой Альтаир пробрался к ней в душу и занял годами пустовавшее место, которое не смог занять ни Эллионт, ни Джейс, ни кто-либо другой. Долго, очень долго она боялась признаться в этом даже самой себе — но он сделал шаг навстречу, он дал понять, что тоже неравнодушен к ней, — и она сдалась. Зря.
Когда-то она поклялась себе, что никогда больше не позволит себе пройти через такие страдания.
Она поклялась — и не сдержала слово.
Вольтурис плавно набирал скорость, уходя в расчётный квадрант, и какая-то частица её сознания неусыпно следила за движением корабля, за показаниями приборов — но Сол этого не замечала. Боль нарастала, как по экспоненте, выворачивая наизнанку, вытаскивая наружу глубинные воспоминания многолетней давности. Тогда, двенадцать лет назад всё было почти так же: ярко, волнующе, стремительно. А на финише подстерегало почти такое же жестокое разочарование.
На кампусе Лётной академии было многолюдно и шумно; Сол проводила здесь почти всё время, остававшееся после теоретических занятий и тренировок. Учёба давалась ей легко, память примы позволяла избегать зубрёжки, и часы столь желанной свободы, бывшие для большинства студентов непозволительной роскошью, для Сол были в порядке вещей.
В четырнадцать она выглядела почти так же, как сейчас — разве что волосы были длиннее. Она убирала их под козырёк, собирая сзади в пучок и скрепляя заколкой.
А тому парню было, кажется, шестнадцать… Или больше? Сногсшибательно красивый — наверное, он мог потягаться даже с Эллионтом, с невероятно обаятельной улыбкой и задорными искорками на дне тёмно-синих глаз. А когда он сосредотачивался на пилотировании, то закусывал нижнюю губу и прищуривался, вытягивая шею, — несколько раз она летала с ним в паре, а однажды даже избавила его от провала на квартальном зачёте, успев вывернуть штурвал и не дав флаеру свалиться в штопор.
Неудивительно, что она втрескалась в него по уши.
И какое-то время ей казалось, что он отвечает ей взаимностью. А потом она случайно узнала, что он встречался с ней только потому, что она помогала ему на экзаменах.
После этого она зареклась влюбляться и твёрдо решила, что никого больше не подпустит к себе, не позволит ещё раз разбить ей сердце.
Не было, нет и никогда не будет в этом мире силы более созидательной и более разрушительной, чем любовь. Когда-то давно люди пытались исключить любовь из жизни: экспериментировали с генами, гормонами, психостимуляторами, но ничем хорошим это не закончилось. В отсутствие любви всюду мгновенно начинался декаданс и деградация — как в обществе в целом, так и в отдельно взятой человеческой душе. Искусственно лишённые самой возможности испытывать любовь, люди очень быстро теряли вкус к жизни: вчерашних гениев захлёстывала непреодолимая апатия и безразличие; люди тонули в ней, осознавали это — но всё равно не предпринимали никаких попыток выбраться.
Так был открыт один из монументальных постулатов мироздания: любовь необходима, поскольку именно она двигает мир. Любовь — тот спасательный круг, в который вцепится утопающий, тот стержень, что служит катализатором любого процесса, тот секретный ингредиент, без которого жизнь безвкусна и пресна, как блюдо без соли.