В костюме голой королевы

В нем не было чистоты жанра, хотя угадывалась некая идея: в принципе, костюм мог символизировать трудное движение по пути цивилизации закрепощенных народов Востока.

— Добрый вечер, — вкрадчиво сказал слабовато цивилизованный товарищ с Востока, и у Саши возникло неприятное ощущение, что ничего хорошего этим вечером с ним уже не случится.

— Здрасьте, — неохотно ответил Саша, испытывая отчаянное желание немедленно попрощаться.

Персонаж в капюшоне ему решительно не понравился.

Саша попятился, неожиданно уперся спиной в препятствие, обернулся и увидел второго типа в трениках, носках и белой тряпке на морде.

Сквозь мануфактуру глухо прозвучал вопрос:

— Закурить не найдется?

Это была классическая реплика, анонсирующая небольшое развлекательное мероприятие «Гоп-стоп».

— Эй, вы кто? Чего вам надо?

Саша отодвинулся от второго типа. К сожалению, это приблизило его к первому.

— Ребята, я местный, меня лучше не трогать, вам же будет хуже!

— А мы чего? А мы ничего! — подступая к трепещущей жертве походкой вразвалочку, пожал плечами «курильщик». — Мы только поговорить. Разберемся по-хорошему — уйдешь на своих двоих.

— С чем разберемся? Кто вы? Я вас не знаю!

— И хорошо, что не знаешь, так и надо, ты, крыса, — голова в капюшоне качнулась, под ноги Саше полетел сочный плевок. — Где алмазы? Говори, если жить хочешь.

Жить Саша очень хотел и отдавать свою жизнь без боя не собирался.

— Какие алмазы? Откуда?

Он протянул ладони, показывая, что в них ничего нет, качнулся вперед и двумя руками столкнул молчаливого товарища «курильщика» с утоптанной тропы в допотопные заросли.

Поддельные «адидасы» и вискозные носки никак не могли защитить от колючек, которым в свое время с трудом противостояли шкуры мамонтов. Обрушенный в ботанический антиквариат молчальник вмиг обрел громкий голос и продемонстрировал обширный запас нецензурной лексики. Колючки, слышавшие еще рев мамонтов, невозмутимо держали его в объятиях.

Саша без промедления стартовал с места, удачно вписался в крутой поворот тропинки, еще ускорился и уже мнил себя спасенным, когда его настигла метко брошенная бутылка из-под французского коньяка «Лера Юджин» шестилетней выдержки.

— Она точно очнется? — с беспокойством спросил Лелик, сдернув с натянутой между деревьями веревки задубевшее одеяло.

Оно висело там не меньше месяца — с тех пор, как тайно проживавших на законсервированной стройке нелегальных мигрантов из Средней Азии отправили на родину. На память о них в укромном уголке под деревьями остался малобюджетный шедевр современного деревянного зодчества — картонно-дощатая хибара, сооруженная из коробок и ящиков.

Окон в ней не было, а дверной проем закрывал лоскут мутного полиэтилена. Вся конструкция выглядела крайне ненадежной и не привлекла даже местных бомжей, благодаря чему внутри сохранилось подобие мебели — стол и табуретки из тех же ящиков и дюжина продавленных панцирных сеток от кроватей, списанных с баланса реконструируемого санатория еще в прошлом веке. Металлические спинки кроватей пошли на заборчик, отделявший захиревший огородик при доме от глубокого оврага со строительным мусором. В высокой сорной траве коварно змеились засохшие плети бахчевых.

Местечко идеально подошло бы для съемок фильма про Робинзона.

— Очнется, не волнуйся, — ответил Лелику Борис, поднимаясь и отряхивая колени.

С высоты своего роста он полюбовался проделанной работой и остался доволен. Руки и ноги девушки были надежно прикручены к железной раме кроватной сетки обрезками электропровода.

— А ей не давит? — продолжал волноваться блондин. — Мы должны вернуть ее в целости и сохранности. Это же девушка на миллион!

— Ничего ей не давит, провод в мягкой обмотке, и закрутил я его совсем не туго.

В отдалении послышался громкий голос. Кто-то виртуозно ругался, с большим чувством поминая чью-то мать.

— Город высокой культуры! — закатил глаза Лелик. — Каждый второй отдыхающий — с судимостью, и все без исключения — с дурными манерами!

— Не надо судимостей, — хмуро попросил Борис.

Лелик заботливо накрыл «девушку на миллион» сиротским одеялом:

— Чтобы не простудилась.

— Да иди ты! — повысил голос Борис. — Твое дело — деньги получить, а за девушку я отвечаю, гарантирую: ничего с ней не случится!

— Ладно, я пошел.

Лелик заботливо подоткнул спящей девушке одеяло, перебросил через плечо собственную сырую майку и зашагал в темноту.

Летние туфли его при каждом шаге мокро чавкали. Это был противный звук, и Борис порадовался, когда он затих, но тут же подумал, что это очень странно. Ночь была тихой, даже шорохи разносились далеко.

Может быть, Лелик не ушел, а только спрятался в отдалении, не доверяя напарнику и собираясь лично наблюдать за драгоценной пленницей?

Борис рассердился.

— Я кому сказал — иди за баксами!

Он оглянулся на пленницу — она лежала тихо, как дохлая мышка, — и направился в лес.

Зрение у нее ощутимо ухудшилось. Правильно мама говорила, нельзя так много читать.

Оля поморгала, разгоняя серую муть перед глазами, но желанной зоркости не обрела.

«При чем тут зрение? Здесь просто темно», — на диво рассудительно подсказал ей внутренний голос.