В костюме голой королевы

В общем, в домашней обстановке эти детские крики встревожить «мамолю» не могли, максимум — раздосадовать. Но ведь блондинчик предположил, что ее ребенок потерялся! И, хотя Оле трудно было представить, каким образом мальчик, от порога до порога сопровождаемый профессиональным охранником, мог потеряться, она все-таки разволновалась.

Призывные крики «Мамоля, мамоля!» доносились из большой черной машины, с великолепным пренебрежением к нуждам пешеходов припаркованной поперек тротуара, да еще и с приоткрытыми дверцами.

«Должно быть, автомобиль без кондиционера», — машинально подумала рассудительная Ольга Пална.

Обязательную борьбу с южным солнцем владелец транспортного средства повел неграмотно и лениво, ограничившись тем, что густо затонировал стекла.

На бегу присматриваясь к потемкам автомобильного салона, Ольга прищурилась и… споткнулась.

— Ку-да! — вовремя подхватил ее, заваливающуюся на бок, одинокий курильщик у забора.

— Простите, — автоматически извинилась Оля, нетерпеливо выдергивая локоть из мягкого захвата.

Галантный кавалер падучую даму не удерживал, наоборот, подтолкнул ее в нужном направлении — к автомобилю.

Заранее пригибаясь, Оля потянула на себя дверцу, но взглядом внутрь не ограничилась, с разбегу сунулась в салон до пояса. Нижняя ее половина при этом осталась за бортом, но ненадолго.

Неожиданно сильный толчок в поясницу забросил ее в машину целиком — и опять ненадолго!

Обожженная кожа болезненно реагировала даже на прикосновение невесомой марлевой кофточки, а уж от плотного контакта с крепкими мозолистыми руками Ольгу Павловну тряхнуло, как от удара током.

Это действительно было больно!

Оля взвыла и, спешно уводя свои чувствительные тылы от соприкосновения с грубой реальностью в виде чужих рук, непроизвольно рванулась вперед. Сквозь слезы она увидела за окошком метнувшуюся навстречу тень, ударилась головой и плечом в незапертую дверь и вывалилась из машины с другой стороны — под ноги подбегающему человеку и прямо на лежащего кота!

Баловня судьбы и Варвары — хвостатого тезку Робертино Лоретти — никогда еще так не обижали.

Жуткий животный вопль вздыбил ветви деревьев и забросил в будки сторожевых собак.

С поздних яблонь посыпались плоды.

У людей, не страдающих тотальной глухотой, упало сердце.

Олю, из-под которой ударила эта звуковая волна, слегка подбросило.

Кот взметнулся с земли прямо из положения лежа и, не переставая орать, унесся прочь.

Выглядел он при этом не только неповрежденным, но как бы даже усовершенствованным, ибо скорость передвижения в считаные секунды развил такую, при которой его лапы зрительно расплылись в колеса с темными спицами.

Но Ольга этого зрелища не увидела.

Варварин кот был хоть и крупным, но все же недостаточно большим для того, чтобы полноценно уберечь от ушибов девушку не самого субтильного сложения.

При падении Оля неудачно стукнулась головой о бетонный бордюр и отключилась.

— Что, правда?! — воскликнула Люсинда с радостным изумлением провинциальной модницы, угодившей на тотальную распродажу в большом торговом центре. — Нет, серьезно, вы не шутите?!

— Деточка, я всегда серьезна и никогда не шучу, — авторитетно произнес низкий хриплый голос, по которому невозможно было определить, представителю какой половины человечества он принадлежит — прекрасной или сильной.

«Очень сильно прекрасной», — опасливо пробормотал Олин внутренний голос, оценив зрелище, открывшееся ей сквозь щелки робко приоткрытых глаз.

Старушенция напротив была похожа на Бабу-ягу, какой ее нарисовал бы добросовестный иллюстратор детских сказок в позапрошлом веке — в простодушные времена, не облагороженные обязательной толерантностью.

Бабуся, восседающая в инвалидной коляске, была одноглазой горбатой карлицей с шишковатой бородавкой на кривом носу.

Деликатно назвать ее маленькой дамой ограниченных возможностей с дефектами зрения и кожи Оля, несмотря на присущий ей обычно такт, не смогла даже мысленно. Не позволяли яростный стальной блеск в одинокой глазнице и резкие, точные движения хищных пальцев, которые разбрасывали по столу игральные карты, а могли бы — это как-то сразу чувствовалось — без промаха метать в цель дюже вострые ножи.

«Дюже вострые» — это само собой всплыло в памяти дипломированного филолога.

Бабка четко ассоциировалась с темными веками и замшелым фольклором.

Вкруг чела ее затейливой рамочкой сами собой просились низки и связки сушеных лягушачьих лапок и жутковатых корешков. На заднем плане были бы в высшей степени уместны растрепанная метла с отполированной рукояткой, закопченный очаг с тошнотворно булькающим варевом в помятом котелке и прохаживающийся туда-сюда желтоглазый черный кот.

— А где же кот?

Оля вспомнила последнее, что она видела до того, как очнулась в компании бабки-ежки.

— Очухалась, болезная? — обрадовалась Люсинда.

Оказывается, она помещалась справа от бабки («Одесную», — перевел на актуальный древнерусский Олин внутренний голос) и, судя по формулировочке, тоже прониклась колоритом ведьминого логова.

— А Димка где? — Оля вспомнила важное. — Где Димка?!