В котле сатаны

Руслан за панелью управления прислушивался к рокоту двигателя, аккуратно подтягивая рычаги танка то вверх, то вниз. Он открыл люк перед местом водителя, не обращая внимания на поток холодного воздуха, и внимательно высматривал каждую яму, которые усеивали разбитую дорогу. После контузии главное – покой, но в танке, где все рычит, лязгает, раскачивается на рессорных пружинах, тишины и неподвижности не добиться. Хорошо, что до полевого госпиталя езды минут десять, можно потерпеть болтанку. Самое главное, в чем Руслан мог признаться только себе, – в госпитале он надеялся снова увидеть свою невесту. Хоть на минуту, хотя бы одним глазком, ведь эта встреча снова сделает его невероятно счастливым.

По обледенелому асфальту машина шла споро. За кормой кружилась и оседала поземка. Дорога была пустой, все соединения Красной армии перешли на несколько километров западнее, занимая освобожденную от оккупантов территорию. Вот уже стали попадаться по пути полуторки с техникой: бобины кабелей в кузове одного грузовика, мешки с провиантом в другом. Лошади тащат по январской слякотной дороге телеги с формой, провизией, снаряжением. Все, чтобы обеспечить быт бойцов на переднем крае фронта. Невидимая армия, тыловая, всегда идущая позади, но такая важная для фронтовиков. Ведь каждое сражение заканчивается, наступают минуты перерыва, и так важно в эти моменты получить горячую пищу или стянуть окаменевшую от крови и грязи форму. Омаев бережно объезжал грузовики и подводы, чтобы невзначай не столкнуть их бронированным боком с дороги. Наконец замелькали накаты из бревен, отряды солдат с лопатами – вот она, линия фронта, только начинает сооружаться из окопов, укреплений, дзотов. В голом поле, где до этого были одни земляные валы и сугробы, вдруг зазмеились черные полосы углублений, среди деревьев защекотала ароматами нос полевая кухня, а под маскировочной сеткой раскинулась зеленая палатка с красным крестом. К танку, который остановился неподалеку от полевого госпиталя, сразу бросился санитар – парнишка с перевязанной головой и повязкой санинструктора на рукаве:

– Раненых привезли? Сами ходят или носилки нужны?

– Тащи носилки! – откликнулся Омаев, осторожно тормоша задремавшего Бочкина.

Он помог другу выбраться из люка и спуститься вниз. Пока Бочкина осматривал врач, вместе с санитаром сержант перетаскал на импровизированных носилках – старой плащ-палатке – двух остальных танкистов, которые хоть и приходили в сознание, но никак не могли справиться с туманом в голове. Врач с серым от усталости лицом, красными глазами только кивнул:

– Кладите рядом, сейчас осмотрю. Сразу говорю, в госпиталь поедут ближайшим транспортом. После контузии не меньше месяца на реабилитацию.

– А мне, доктор, можно раньше? Я ведь слышу и ходить могу, – попросил Бочкин, которому как раз в этот момент врач светил фонариком в глаза.

– Сотрясение есть, покой нужен, товарищ танкист. Не читать, никаких нагрузок. Еще одна такая волна, и останетесь без зрения и слуха.

– Так на войне мы, доктор, не всегда от бомбы убежишь, – нахмурился Бочкин.

А врач неожиданно смешливо фыркнул:

– Спорит, упирается. Вот упрямец! Это хорошо, значит, силы еще есть. Так, теперь за пальцем следим.

Омаев, чтобы не мешать осмотру, шагнул за полог выхода и позвал парнишку с повязкой:

– Эй, ты не видел, здесь медсестричка работает, Гульнара? Такая с косами, чуть ниже меня ростом. Где она?

У парня округлились глаза, он вдруг схватил Омаева за рукав и прошептал:

– Медичек в плен взяли сегодня! Утром мы в бой пошли, отбили атаку. Потом, как всегда, девчонки айда на поле, пока затишье, красноармейцев собирать. Кто с ранением сам ползет, кто без сознания лежит. Когда через час никто из них не вернулся, мы поняли, что дело нечисто, и сами туда от окопов ползком. Меня командир послал в наказание: винтовку я в лужу уронил и затвор заело.

– Да быстрее, что ты мне про эту винтовку, – от досады Омаев не выдержал и прикрикнул на парня.

Рядовой обиженно засопел:

– А чего рассказывать, через метров пятьдесят, как проволока колючая началась, которую немцы намотали, я нашего Мишку Шустрого нашел. У него ноги пулями от автомата разворотило. Он видел, как только к нему подскочила медсестричка, сбоку немец ее бухнул прикладом по голове и утащил куда-то. Вот и понятно, что всех медичек немцы в плен взяли. В поле не видать их, мы сами раненых вытаскивали уже под вечер, как стемнело. Из трех человек ни одна сегодня не вернулась. Чего ты думаешь, я тут с повязкой за санитара? Командир назначил врачу помогать, пока у меня ранение. Я пока Мишку тащил, мне немцы шрапнелью в голову лупанули.

Но Омаев уже не слушал, он откинул полог брезентовой палатки. Танкист ворвался теперь без всякой скромности, набросился на врача с криком: