К этому времени я уже несколько лет работала в Институте языка, литературы и истории. Начинала писать диссертацию. Частыми были поездки в тверские карельские деревни. Я могла уже достаточно хорошо оценивать состояние и функционирование языка у тверских карел. Была уже более доступной и статистика по переписям населения. Но тенденции в плане владения родным языком, сферы его применения, демографическая картина в деревнях явно обозначались в худшую сторону. Мне еще хорошо помнились первые мои поездки в деревни Рамешковского и Лихославльского районов в студенческие годы (1956-57 гг.). Хотя жизнь тверской карельской деревни и без особых научных обобщений мне была хорошо знакома изнутри, с детства.
А в 1990 г. в валдайской деревне на Новгородчине мне уже самой привелось записывать последнюю носительницу этого карельского говора. Ей было 90 лет, но рассказывала она живо и интересно. Вечерами мы сидели на лавочке в последних лучах уходящего сентябрьского тепла и просто молчали. Она проводила меня до деревянных ворот, сухонькая, босая. Я уходила и все оглядывалась, а на душе щемило. Это было больше, чем прощание только с человеком.
В январе 1966 г. я была принята на работу в Институт языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН (тогда Карельского филиала АН СССР). Мне предстояло заняться подготовкой словаря тверских говоров карельского языка. В структуре института сектор языкознания — один из старейших. Основным направлением научных исследований его сотрудников является изучение прибалтийско-финских языков: карельского, финского, вепсского, а также саамского. Одним из первых директором института был член-корреспондент АН Д.В. Бубрих. Под его руководством в начале 1930-х годов в институте была начата планомерная работа по изучению диалектов карельского и вепсского языков. В послевоенные годы эта работа была продолжена.
В последние десятилетия в секторе языкознания шло интенсивное накопление лексического материала карельского, вепсского языков, проводилась большая по объему лексикографическая работа над диалектологическими словарями, имеющими большую научную ценность. Когда я пришла в институт, была близка к завершению рукопись словаря ливвиковского диалекта карельского языка, составленного Г.Н. Макаровым. Словарь опубликован в 1990 г. уже после смерти автора.
Одновременно со сбором лексики, в Институте шла запись бытового материала образцов речи на магнитофонную ленту. На основе этих материалов был опубликован ряд сборников текстов, в том числе и по тверским говорам карельского языка («Образцы карельской речи», составитель Г.Н. Макаров (М.-Л., 1963)). Следует назвать также очерк Г.Н. Макарова «Карельский язык» в пятитомном издании «Языки народов СССР», т. 3 (М., 1966). Этот грамматический очерк, опирающийся на толмачевский говор тверских карел, и сборник текстов были моей первой академией. При приеме меня на работу речь шла о сборе лексики к намечаемому в перспективе словарю тверских говоров.
Характер и объем предстоящей работы были пугающими. Когда я смотрела на уже переплетенные тома рукописи словаря Г.Н. Макарова, мне хотелось быстрее ехать в деревню, долго-долго идти пешком, настраиваясь на беседы и встречи. Да, дороги были большей частью пешими, а магнитофоны тяжелыми и не очень надежными. Накапливающийся языковой материал осмысливался уже глубже: более четко виделись определенные грамматические закономерности, а также говорные отличия. Неоднократно побывав в самых дальних деревнях толмачевских и весьегонских карел, я поехала в неизвестный для меня угол области за Зубцов. В последующие годы я всегда с радостью ехала к этой самой южной группе карел на стыке с Московской и Смоленской областями. В словарь лексика этого говора не вошла, но держинский языковой материал оказался самым своеобразным в моей диссертационной работе. Значительно позднее опубликованы также тексты, образцы речи носителей этого говора. С большой теплотой вспоминаю А.С. Гуманову (д. Васильевское), М.М. Лепчикову (д. Семеновское), Ф.Н. Михайлову (д. Новое) и других, чьи интересные рассказы о быте старой деревни, о праздниках, развлечениях молодежи и многом другом можно прочесть в сборнике «Слушаю карельский говор» (Петрозаводск, 2001).
А тогда, в 1970 г., я получила добрые и очень ценные советы по теме диссертации от П. Пальмеос, доцента Тартуского университета. У нее был большой опыт экспедиционных работ к тем же держинским карелам, она ездила со студентами своей кафедры, а ранее — к валдайским карелам. Ее исследование и тексты по этому говору, довольно близкому к тверским, существенно помогли мне в понимании форм именного словоизменения собственно карельских говоров. В последующем руководитель диссертационной работы проф. К.Е. Майтинская порекомендовала шире привлекать при анализе именных категорий языковой материал других карельских диалектов и близкородственных языков.