В секторе существенную помощь своими советами и наставлениями оказывали Г.Н. Макаров, М.И. Муллонен, Г.М. Керт. В.Д. Рягоев готовил серьезное исследование по тихвинскому говору карельского языка и его мнение по тому или иному вопросу карельской грамматики для меня было весьма важным. По тверским же говорам из опубликованного к тому времени было: в трудах Карело-Финского филиала АН за 1954 г. статья А.А. Белякова «Морфологическая система собственно-карельского диалекта (Калинин. Наречие)» и его же «Фонетика карельского диалекта с. Толмачи Калининской обл.» в сборнике «Советское финно-угроведение» за 1949 г. Статья по морфологической системе диалекта довольно развернутая и содержит ряд вопросов исторической морфологии карельского языка.
К моему приходу в Институт А.А. Беляков в секторе уже не работал, был на пенсии. Но именно он положил начало картотеке словаря тверских карел. Им был составлен довольно добротный словник будущего словаря (конечно, в последующем существенно дополненный). Мне довелось общаться с ним, слушать воспоминания о Д.В. Бубрихе, ведь А.А. Беляков длительное время работал с ним. А тот период для исследователей карельского языка был жестким. Исключительно велика роль Д.В. Бубриха в создании карельской письменности, первоначально функционировавшей среди карел Калининской области (1931-38 гг.), а затем и в Карельской АССР. И когда к 1936 году встал вопрос о едином карельском языке и выработке языковых норм письменности, Д.В. Бубрих подготовил нормативную грамматику карельского языка (Д.В. Бубрих «Грамматика карельского языка», 1937). Здесь в письменном обозначении карельских звуков использовался новый алфавит, созданный на основе русской графики. Применительно и к фонетике, и к морфологии отбирались наиболее общие черты карельского языка, свойственные всем его диалектам. Этому труду Д.В. Бубриха требуется современная, уже не поспешная, а глубокая лингвистическая оценка. Думается, что взвешенный спокойный взгляд на суть этой работы может дать позитивные результаты для развития карельского языка.
После смерти А.А. Белякова его дочь Н.А. Белоусова, передала мне его экземпляр «Грамматики карельского языка» и несколько учебников на тверском карельском. Часть из них — официальные, а некоторые — переводные.
Как я уже упомянула, в секторе языкознания в те годы шла интенсивная подготовка ряда диалектологических словарей. М.И. Зайцева и М.И. Муллонен завершали работу над рукописью «Словаря вепсского языка». Опыт этого словаря для меня был исключительно полезен. С большой благодарностью вспоминаю беседы с М.И. Муллонен, ее доброжелательные замечания и советы. Профессор М.И. Муллонен, языковед, много сделавший для исследования прибалтийско-финской филологии в Петрозаводском государственном университете.
Лексический материал для словаря тверских карел накапливался, пора было приступать к написанию пробных словарных статей. Решили остановиться на букве «K», наиболее показательной для родственных языков. Выработка принципов построения словаря, структуры словарных статей, системы грамматических помет, подачи иллюстративного материала, его перевод — процесс довольно сложный и долгий. В основу словаря положена лексика толмачевского говора, второй по распространенности, весьегонский говор, в основном отражен лексическими параллелями (иногда фонетическими) по отношению к толмачевскому. К 1970 г. пробные статьи буквы «К» (совместно с В.П. Федотовой) были подготовлены на обсуждение сектора. Обсуждение этой буквы придало дальнейшей работе большую четкость, определенность.
Можно сказать, что этим годом подводились некие итоги первого этапа работы в Институте. Интерес В.П. Федотовой к карельскому слову и словоупотреблению определился также более четко: для исследования она выбрала фразеологию карельского языка. В последующие годы она подготовила и опубликовала фразеологический словарь карельского языка и ряд теоретических работ. Хотелось бы назвать еще одно имя в связи с этими первыми годами работы в институте и сбором лексики к словарю. В институт приезжал К.В. Манжин, весьегонский карел, учитель, краевед. В деревенских поездках в Тверскую область я его не встречала, поскольку он жил в Подмосковье. Он передал в сектор свою коллекцию записей по родному говору. Коллекция вошла в картотеку словаря, однако на языковом материале значительный налет искусственности, что вызывает чувство досады. Наоборот, безыскусные полевые материалы, глубже и содержательнее: их восприятие вызывает всегда новые мысли, живые ассоциации.
На этом этапе вхождения в науку прибалтийско-финской филологии были еще события, люди, поездки, давшие мне большую целеустремленность и осмысленность в работе, а может и в жизни.