В краю солнца

Когда я выехал из деревни Най-Янг и направил мотоцикл к вершине холма, глаза мне защипало от густого черного дыма. Он поднимался с края футбольного поля, где паслись водяные буйволы. На Сонгкран положено избавляться от всего старого и грязного, и деревенские жгли мусор.

Как объяснил мне господин Ботен, Сонгкран символизирует перемены. Тайцы обожают дурачиться и обливать друг друга водой, смывая старые грехи – в этом особенно сильно проявляется дух санука, но тихо горящие кучи хлама – тоже часть праздника. Если взять старое и грязное с собой в следующий год, оно принесет несчастье. Все знают о традиции устраивать водяные побоища, однако Сонгкран – это еще и черный дым маленьких костров.

Я закатил «Роял Энфилд» в сарай и поставил его на верстак, так что название оказалось на уровне моего лица. Потом завел мотоцикл и принялся ждать, когда двигатель прогреется, масло станет не таким густым, а весь осадок соберется на дне картера. Из-за высокой влажности на его стенках образовывался конденсат, который следовало удалить.

Люблю чистое масло. Я не механик, но смена масла – дело простое, незатратное и всегда вызывает у меня чувство удовлетворения. Да и мотоциклу нравится.

Снаружи доносились смех и крики: дети гонялись друг за дружкой с водяными пистолетами.

Пока двигатель прогревался, я ходил вокруг и раскладывал инструменты, стараясь не попасть голой рукой в струю выхлопных газов. В сарае становилось жарко.

На пороге появилась Кива с белым пластмассовым автоматом Калашникова в руках. Футболка на ней была мокрая насквозь, волосы прилипли к голове.

– Где Мистер? – спросила она.

– От тебя, наверное, прячется, – со смехом ответил я.

Она продолжала стоять на пороге.

Я выключил двигатель. Теперь можно сливать масло.

– Если хочешь, оставайся и помоги. Научу тебя менять масло в мотоцикле.

– Не-е, – отмахнулась она. – Мне надо найти собаку.

– Ну, как знаешь, малыш.

Кива убежала, а я снова повернулся к мотоциклу.

Я открутил гаечным ключом сливную пробку и подставил под горловину пятилитровую жестяную банку из-под растительного масла, которую дала мне госпожа Ботен. Хотя я старался действовать осторожно, немного горячего машинного масла все-таки брызнуло мне на ладонь, и на загорелой коже осталось темное пятно.

Жестяная банка наполнилась больше чем наполовину. Значит, именно столько и нужно влить в мотоцикл. Я скормил «Роял Энфилду» три литра свежего масла и включил двигатель, потом отступил назад и стал ждать, вытирая обожженную руку старой промасленной тряпкой. Мотоцикл довольно урчал.

Я почувствовал, что за спиной у меня кто-то стоит, и обернулся, ожидая увидеть кого-нибудь из детей, но увидел силуэт взрослого человека. Это был Фэррен.

– Том! – сказал он, вошел в сарай и пожал мне руку, все еще перемазанную маслом и саднящую от ожога. – Дайте-ка я на вас посмотрю.

Я был босиком, в мешковатых зеленых брюках и без рубашки.

Фэррен поглядел на меня и рассмеялся:

– Что, заделались туземцем?

Я заглушил двигатель мотоцикла.

Фэррен выглядел ухоженно – чистый, гладко выбритый, хорошо одетый. От него пахло чем-то сладким, неуместным в моем маленьком замызганном сарае. Улыбаться он перестал, только когда я схватил его обожженной рукой за горло и прижал к стене. Я приблизил свое лицо к его лицу и процедил:

– Здорово же ты меня надул!

Я отпустил его почти сразу же, потому что боялся полиции. Боялся того, что сделают со мной и моей семьей, если я причиню ему вред.

– Этот коп, Сомтер, – заговорил Фэррен, – он с чего-то взял, что я содержу бойлерную. Я никогда не содержал бойлерной, и вы прекрасно об этом знаете.

– Вы продавали недвижимость. Продавали землю. А в Таиланде иностранцы не имеют права владеть землей.

Он нетерпеливо фыркнул:

– Есть обходные пути.

– Ну да. Клиент оформляет участок на имя тайской жены или девушки. Потом – через неделю, через десять лет – она приходит домой и застает его в постели с другой. Но земля-то по-прежнему оформлена на нее. Работает безотказно, верно?

Фэррен рассмеялся и покачал головой, как будто я чего-то недопонимал. Все это и правда было слишком сложно для моего понимания.

– Хочу предложить вам работу, – сказал он. – Настоящую работу. – Фэррен окинул взглядом маленький сарай, с усмешкой покосился на мои рыбацкие штаны. – Наступают великие времена, – продолжил он. – Север Пхукета очень красив: прибрежные леса, пустынные пляжи, покой и тишина… Я собираюсь построить здесь бар. Настоящий бар, а не забегаловку.

– Настоящий – это какой? Вроде «Безымянного бара»?

– На пляж Най-Янг придет цивилизация. Я нанесу его на карту мира. Пхукет – по-прежнему самая богатая провинция Таиланда, а северные пляжи острова – наименее освоенные. На всей этой красоте можно неплохо заработать.

Я потрогал отработанное масло кончиками пальцев. Оно было все еще горячим.

– В Пхукетской тюрьме один человек сказал мне, что в конце концов вы станете владельцем бара. Я ему тогда не поверил.