В кривом зеркале

И обратился к своему отражению с краткой оптимистичной речью, отдаляя досадный бытовой момент. Суть спича сводилась к программе боевых действий за право обладать капризной красавицей и всем ее недвижимым и движимым (Ярослав надеялся, что таковое имеется в необходимых для счастья количествах) имуществом. А что плохого в том, что жить человеку хочется хорошо? А самому на такой уровень в жизни не выйти.

Молодой симпатичный шатен понимающе кивал в такт его смелым идеям. Ободряюще улыбался. И был во всех отношениях хорош.

— Нет, ну куда бабы смотрят? Куда не повернись, сплошное совершенство! Никакого сравнения со всем этим престижненским таксопарком — что батюшка, что шоумен, что политик, что писаный красавец Зайчик, — оценил очевидные достоинства Ярослав. — Да тут уже очередь должна была выстроиться дня три тому…

— Эй, совершенство, — послышалось из соседней комнаты, — зря ты меня разбудил своими песнопениями, прям как в церкви, честное слово! Теперь неси до ветру, до утра не стерплю!

Симпатичный шатен скорчил рожицу. Ободряющая улыбка перевернулась. Широкие плечи опустились под гнетом беспросветной действительности.

— Иду…

Стекло с беспощадной точностью отразило его телодвижения. С координацией у недавнего совершенства отмечались явные нелады. Да и косяк над дверью не был рассчитан на баскетбольный рост квартиранта. Столь несвоевременный призыв Стефании Вацлавовны стоил тому последней сосиски, ссадины на коленке и шишки на лбу. В остальном передислокация страждущей прошла без эксцессов — сказался накопленный за день опыт и благосклонность звезд: по гороскопу всем водолеям сегодня везло. В большей или меньшей степени.

Посуду пришлось отложить до утра. Рапорт майору занял добрую половину ночи. Писать, по большому счету, было нечего. Но озадаченность оказалась лейтенанту к лицу. Он то и дело бросал взгляды на стекло, ловя и комментируя некоторые особенности собственного отражения:

— Нет, сосредоточенность мне идет. Прям профессор накануне вручения Нобелевской премии. Или Джеймс Бонд при рождении грандиозного плана. Или полковник Исаев в позиции «Алекс — Юстасу» (или наоборот). Надо будет сосредоточиться при Агнешке. Перед таким не устоишь.

Еще один взгляд:

— Нет, руку лучше держать у виска. Так, нет, вот так! Супер!

И еще через десять минут:

— И все-таки есть во мне что-то такое… неуловимо пикантное, возбуждающее, провоцирующее на глупости. Так и запишем…

И еще три часа в том же духе.

В результате рапорт пришлось дважды переписывать, а затем сократить до страницы. Ярослав уснул за столом, и уставшим стучаться о стекло настольной лампы мошкам удалось разобрать в уплывающих в правый верхний угол листа каракулях три десятка воспевающих достоинства автора гипербол и в некотором смысле парабол. Остальные фигуранты запутанного дела являлись в строках сочинения в бледных критичных выражениях. Особенно досталось самому майору, а также ни в чем не повинному Льву Львовичу Зайчику.

Лев Львович хлопнул дверью. Не то чтобы сильно, но заметно для присутствующих. Одиннадцать — самое время. И не долго, и не коротко. Именно так, как следует при затянувшемся романе с сопливой девчонкой. По всем приметам она начинала надоедать. Как и положено.

Все шло по плану, потому и настроение бизнесмена стремилось к плюс-бесконечности. По крайней мере, с виду. Впрочем, именно этот пункт плана и волновал его больше всего.

— Ох, уж этот имидж… — проворчал он в перерыве между насвистываемыми мелодиями.

В гостиной тоже хлопнула дверь. Так и надо! Кася, как всегда, настороже. Приходится бдить — жена как-никак. А ближе к истине все-таки будет — какая-никакая. Ровным счетом такая, какая нужна. Миловидная, безобидная, фригидная. Опять же с виду — копаться в глубинах никому не нужного женского естества никому не приходило в голову.

Лев Львович поднялся на один пролет центральной лестницы, вполне соответствуя ее аристократичной молочно-белой мраморности и бронзовой чопорности. Высокий, в меру стройный. Неуловимо вальяжный. До умопомрачения стильный (даже дома, даже после романтического свидания тет-а-тет с юной нимфоманкой Мэри… или Нинель… или… Да сколько их было? Разве упомнишь!). Вышел на лоджию, сделал садящейся в «бентли» крошке ручкой:

— Пока-пока, солнышко!

Дождался воздушного поцелуя в ответ. Девочке до умопомрачения нравилась ее новая роль. Она приняла экстравагантную позу у бокового зеркала. Накрасила алым блеском губы (стертые страстными поцелуями), поправила прическу. Тихонько ойкнула, почувствовав на себе (долгожданный) взгляд законной соперницы:

— Казимира Яновна, вы дома?

Скорчила озадаченно-смущенную рожицу. Укоризненно взглянула на хозяина: «Что ж, ты, даже не предупредил?». Пропустила мимо ушей нелестное слово. Постаралась изобразить подходящую случаю улыбку:

— Прекрасно выглядите, Казимира Яновна! Так держать!

Распахнула дверцу, нагло задрала и без того короткую юбку. Забралась на водительское сиденье под тяжелыми взглядами домочадцев Зайчика. Сделала им — раз и сразу всем — чего канителиться — ручкой:

— Всем привет! Люблю! Целую!