В кривом зеркале

И укатила в темноту сада, освещая путь мощными галогеновыми фарами.

Лев Львович удовлетворенно поймал на себе взгляд Ростислава, в меру холодный и в меру раздраженный. Улыбнулся зависшему в небе Млечному Пути. Скрылся в глубине дома. Все складывалось как нельзя лучше. Оставалось дождаться полуночи.

— И рыбка сама приплывет в невод…

Он прошел в кабинет, расположился на кушетке у открытого французского окна. Все необходимое ждало своего часа в радиусе полуметра. Стоило лишь руку протянуть. Через минуту монитор навороченного ноутбука выдал нужную картинку, бокал сам собой наполнился любимым ликером, виноград и сыры оказались выше всяких похвал.

Скрывающее недра гардероба зеркало отразило подробности позднего ужина, а также самого Зайчика. Во всей красе. Модельная стрижка. Щегольской платок на шее. Дорогой атласный халат. Мягкие фланелевые брюки в тон.

— Хоть сейчас в Голливуд, — подвел итог Лев Львович и чокнулся с собственным отражением. — И не на последние роли. А еще лучше — режиссером — вне времени и пространства. А ведь смогу. С таким-то опытом можно и на «оскара» надеяться. Не стоит ли рискнуть?

Красивый мужчина по ту сторону зеркала полоснул по нему холодным взглядом. Не поверил. И правильно сделал! Зачем Льву Львовичу какой-то Голливуд, если его и здесь неплохо кормят? Денег хватает на любые капризы. Хоть девочку на «бентли» купить, хоть жену из деревни выписать. И драйва по самые уши.

— Одна работа чего стоит. А конкуренты! А соседи! Один только Николка Семашко чего стоит! С ним водиться — по острию клинка ходить. Всю жизнь — от рассвета до заката! День и ночь на рожон лезет, кавказский пленник, мать твою… Вот где адреналин! Вот где драйв, какого в кино не увидишь. Я уж не говорю о личной жизни. А личная жизнь у меня…

Он расхохотался. Заливисто и сочно, как и положено любимчику жизни. Умному роскошному мужчине в самом расцвете сил. Успешному дельцу. Прожженному цинику. Великому актеру. Режиссеру. По уши влюбленному и любимому.

— Разве что с последним наметились неурядицы. Но… — Лев подмигнул отражению и запел голосом детского любимца кота Леопольда: — Неприятность эту мы переживем…

Услышал звук закрываемой двери — Казенька отправилась на покой. Снова чокнулся, снова подмигнул и продолжил с воодушевлением:

— …между прочим, это мы переживем…

Блеск хрусталя отражался в глянце натяжного потолка, в хромированных деталях мебели, в стеклах постеров и многократно — в зеркальных лабиринтах отражения. Казалось, кабинет и не кабинет вовсе, а ультрасовременный замок ультрамодного феодала, расклонированного крупным тиражом судьбой или Господом Богом для нужд государства и общества. На радость далеким и близким. И, прежде всего, себе любимому. Нет, не Богу, конечно, самому хозяину.

Лев Львович артистичным жестом откинул со лба непокорную чуть седеющую прядь, расслабил узел шейного платка. Налил еще бокал. Подцепил крошечной вилочкой кусочек бри.

— Ну, долго я буду еще ждать?

И удовлетворенно откинулся на спинку кушетки: дверная ручка опустилась вниз. Как и следовало ожидать.

Мягкий свет итальянских бра отразил в зеркале нюансы хозяйского взгляда. Лев готовился к прыжку. Как и полагалось в любовной схватке. Если, конечно, она была настоящей.

Ночное светило выхватило из окна неказистой деревянной баньки на краю участка белое плечо известного политика.

— Ни днем ни ночью никакого покоя! — прохрипел Николай Андреевич, отворачиваясь к стенке. — Сплошные папарацци кругом! Хоть в монастырь записывайся!

На бревенчатой стене парилки заворочались неуклюжие тени.

— Медведь, чисто медведь, — оценил ситуацию Семашко. — Хоть ориентацию меняй.

Речь шла не о сексе — с женой-грузинкой особо не побалуешь. Да еще на фоне многочисленных горячих на расправу сородичей. И дернул же его нечистый связаться! Подумаешь, девушка-красавица с длиной косой и огромными черными глазами! Подумаешь, ноги от ушей и талия сорок пять сантиметров! Подумаешь, под гитару поет. Подумаешь…

Это теперь во всех «подумаешь» сквозила ирония. А пять лет назад он пылинки сдувал с точеных плечиков своей экзотической избранницы. И песок был готов целовать, как в той песне поется. И целовал, кажется, в одном из первых промоушных роликов.

Тамара стала визитной карточкой начинающего политика. Стилисты как в воду глядели. Умница. Красавица. С восточным менталитетом и оксфордским образованием. Да самого Николая люди и не замечали почти, а вот его половинку принимали на ура. И до сих пор принимают. Стоит только вывести ее в свет. Посадить позади себя у трибуны. Разрешить репортерам интервью. И вот уже конкуренты кусают ногти, а планка популярности летит вверх…

И потом, дети. Два мальчика и две девочки. Какая, скажите на милость, аборигенка отважится на такое при богатом и знаменитом муже? Разве что ненормальная!

Да и в постели грузинская покорность и порывистость всегда приходились ему по вкусу. Возможно, где-то в чем-то Николай даже любил жену. Во всяком случае, ходить на сторону остерегался. А супружеские обязанности исполнял регулярно и со вкусом.