В кривом зеркале

На ходу выковырнул из груды камней подходящий булыжник. Швырнул в мишень. Таз оглушительно звякнул и покатился с крыльца.

— Получай, фашист, гранату!

За спиной хлопнула дверь. Послышался хриплый со сна голос дежурного.

— И чтоб мне ни в одном глазу! — рявкнул в его сторону Ярослав и проскочил к реке.

Практически без потерь. Если не считать содранной о забор коленки и крапивного ожога верхней левой конечности. Та еще ерундень, право слово! На подобные мелочи лейтенант уже не обращал внимания. Местная среда не пылала любовью к чужакам, так и не стоило морочиться по досадным ссадинам и ушибам.

— Руки целы, ноги целы — что еще, — пропел Пукель, внедряясь в чрево ивняка, плотной стеной обступившего ничейный берег.

Природа брала свое: не застолбленные престижненцами участки пляжа обильно поросли кустарником, рогозом, аиром и прочими прибрежными изысками. Вымокнув до нитки и подвернув ногу, Ярослав добрался до поворота. И едва не рухнул в воду, поскользнувшись на глиняном спуске. Привычно ругнулся, ухватился за склоненный к воде древесный ствол. И замер в нелепо подвешенном состоянии.

Вся в лунных бликах, блистательная и до одури прекрасная, из воды выходила русалка. Да что там выходила! Выплывала. Материализовывалась из лунного света, серебристой воды и изумрудных (пусть и не явно, но и без того понятно) листьев кувшинок, загадочных водяных лилий, ночных тайн и воспаленного пукелевского воображения.

— Русалка? — сердце хронического романтика млело от обилия чувств и впечатлений. — Настоящая… И совершенно ничейная…

Речная дева приблизилась к берегу. Тонкая талия, крутые бедра, золотистый пушок в положенном месте. Потрясающе красивые ноги. Об остальном Ярослав старался не думать. Хотя откуда у русалки ноги? Последнее, несколько запоздавшее замечание, вернуло парня с небес на грешную, но оттого еще более желанную землю. Не русалка, девица! Бесстыже голая, возмутительно фигуристая, упоительно доступная…

Под ногами мелькнуло что-то пестрое, фыркнуло, задрало пышный хвост.

— Ай! — возопил наблюдатель. Замахал руками на так некстати подвернувшееся чудище. Лишился опоры. И полетел вниз.

Через долю секунды он лежал у прекрасных ног прекрасной незнакомки. Та зашлась в истошном крике. Бесцеремонному возмутителю ее спокойствия осталось одно: призвать на помощь профессиональные приемы экстренного получения информации. Ярослав поднялся, схватил девушку за плечи:

— Молчать! Уголовный розыск! Фамилия, имя, отчество, домашний адрес, телефон… Мигом!

Девица икнула. Отступила в воду.

— Мигом, я сказал!

И она не подвела…

— Ффеофила…

Уже лучше!

— … Трубило… деревня… Гуськовичи…

Ярослав оценил очередную гримасу местной антропонимической традиции, предупредил об ответственности непонятно за что, назначил время допроса и помчался дальше. При подходе к участку политика он так и не успел выбрать, что будет звучать лучше — Феофила Пукель или Ярослав Трубило. Но точно знал, что с именами придется что-то делать.

— Стоять! — суровый бас пригвоздил несостоявшегося кавалера к мокрой кочке. — Быстро ты, — оценил служебное рвение лейтенанта появившийся из-за кустов Матюхин. — А теперь слушай сюда!

Через минуту черные тени скользнули в разные стороны. Еще через минуту Ярослав наткнулся на объект поиска. Тот тихонько поскуливал в придорожной крапиве. Звук свистка расставил все и всех по своим местам. Погоня закончилась, так и не начавшись.

Коварная атмосфера поселка преподнесла неприятный сюрприз киллеру: вывих лодыжки, повлек за собой далеко идущие последствия — парень покатился в крапиву. Ожидающая своего часа аллергия тут же дала о себе знать: отеки превратили лицо в некое подобие надувного шарика, руки и ноги невыносимо зудели, поднялась высокая температура.

— Живой труп, — констатировал невесть откуда взявшийся майор Робкий. — Вызываем скорую и везем в отдел.

— На чем засветился? — шепотом осведомился Ярослав у Матюхина.

— Огнестрел.

— В смысле? — Ярослав покосился на вполне здорового начальника.

— Семашко Николай Андреевич…

— Почему Семашко? А как же…

Лейтенант вопросительно посмотрел на майора. В глазах поплыло. Сначала из полумрака засверкали счастливые глаза Агнешки. Затем выплыло симпатичное и почти знакомое лицо, мощная стройная фигура. Довольная физиономия Касаткина. Маска страдания потерпевшего. Озадаченный взгляд генерала. Снова то самое лицо. Покойник? Ерундень…

На выставке картин. Месяц спустя

— Я бы так ни за что не смог! Даже под прицелом, честное слово!

— И вам здравствуйте!

Константин улыбнулся: полковник пребывал в своем репертуаре. И никакие служебно-природные катаклизмы не изменят его привычек. Вздохнул: нам бы подобную стабильность, а то…

— Как отдохнулось?

— Отдыхать, не работать, особенно в сложившихся обстоятельствах.

— Твоя правда. Нет, ты только посмотри, как живая! Ни дать, ни взять — настоящая писаная красавица! Эх, мне б такую! Да лет двадцать назад… — полковник закатил глаза.

И тут же отвернулся от шедевра — мимо профланировала супруга, недовольно стрельнувшая заплывшими глазками по неожиданной конкурентке.

— Шучу, милая!