Все спало вокруг, лишь Сафар никак не мог заснуть, все думал о конях, которых должен добыть. Он лежал на спине, глядел на звезды, и мнилось ему, что это глаза скакунов, мерцая, светят во мгле. Потом среди этих горящих пугливых глаз блестящими виноградинами засияли глаза Телли, смущенные, робкие, полные любви и тоски… Сафар беспокойно заворочался на своей постели и снова устремил взор на звезды, слушая как тревожно и сладко поет в груди сердце. И вдруг в ночной тишине Сафар услышал осторожные шаги. Погруженный в сладкие мечтания, он поначалу не придал им значения, затуманенным взором глядя на звезды. Но шаги становились слышнее. Сафар, не шевелясь, не издав ни звука, зорко всматривался в темноту. Кто–то подошел к кибитке, остановился, воровато огляделся по сторонам, потом нагнулся, нашел что–то на земле и резко взмахнул рукой. Тотчас в кибитке послышался хрип, потом вопль, крики… Сафар выхватив из–под мутаки кинжал, тигром метнулся к темной фигуре. Но человек уже исчез, растаял в темноте, словно пыль осела на дороге. Преследовать его Сафар не стал, приложился ухом к остову кибитки, прислушался… Изнутри слышались голоса: гневный хриплый голос Мирахура и звонкий, как колокольчик, нежный женский голос. Мирахур в чем–то упрекал жену, та оправдывалась, плача…
Сафар отошел, лег. Минуты через две из кибитки вышел Мирахур, подсел к нему и, облокотившись на мутаку, сказал негромко:
— Ну, гость, видел, что удумали? Во сне порешить хотели! Опутала мне горло веревкой, а конец наружу сунула, под кибитку… Хорошо ты не спал, спугнул негодяя…
Голос Мирахура прервался от негодования, он схватил Сафара за руку, потащил его в сторону от кибитки. Они сели, Мирахур раскурил трубку и, малость успокоившись, поведал Сафару свою беду. У его молодой жены любовник, он точно знает это, вот только поймать не может. Один раз хотел было прикончить ее, лиходейку, да взмолилась, в ноги упала… Пожалел на свою голову…
Мирахур глубоко затянулся, взглянул на темные облака, клубившиеся на горизонте, горестно, тяжко вздохнул… Обернулся к Сафару.
— А теперь, дорогой гость, скажи мне, кто ты и зачем в наши места пожаловал, какая у тебя на душе забота. Я для тебя все сделаю. Нас пятеро было у отца, четверо братьев на войне сгинули. Один я на свете, как перст. Будь же мне братом до скончания мира!
В голосе Мирахура Сафар слышал неподдельную искренность и настоящее мужество; такому можно было открыться во всем. И Сафар рассказал ему свою жизнь, ничего не скрыл. И что сюда его привело — тоже выложил. Мирахур выслушал его, помолчал, подумал и сказал, не скрывая огорчения:
— Все бы ничего, да жаль, что женщина замешана! Сними этот камень с шеи! Свяжешься, потом ведь не развяжешься! Лучше возьмем этих самых коней, переправимся через Аракс, а там и в Кербелу! Бросим этот обманный мир… в нем только ложь да скверна — проведем жизнь в молитвах и благости!..
Сафар промолчал. Он глядел на розоватые облака, клубившиеся на самом краю неба, и ему виделся нежный взгляд Телли, ее алые щечки, разметавшиеся по плечам черные кудри… Сердце его исходило тоской по невесте.
— Ты только, гость, не сомневайся! — снова заговорил Мирахур. — Кони твои, а сам я — должник твой по гроб жизни! Потому говорю, что жалко мне тебя: вот ты сейчас молод, а вдруг в мои годы ни при чем останешься?
Сафар и на этот раз ничего ему не ответил. Средь облаков мерещились ему щечки Телли, и были они такие нежные, такие розовые! И глаза ее светились, как звезды…
Мирахур досадливо кашлянул, молча поднялся и ушел. Немного погодя вернулся, ведя в поводу двух скакунов.
— Вставай, гость! Время терять нельзя!
Они тронулись в путь. Переправились через ближнюю речку, в ивняке Мирахур придержал коня.
— Ружье забыл, — сказал он. Подожди тут, я сейчас.
Он передал Сафару повод своего коня и ушел. Минут десять его не было, Сафар любовно поглаживал гриву Гамера, дивясь его прекрасной, выгнутой, как дамасская сабля, шее, гордо посаженной голове. Конь этот давал ему силу, веру в себя; Сафар словно бы восседал сейчас на спине того самого золотого быка, от движений которого сотрясается земля и рушатся горы…
Послышались торопливые мужские шаги. Мирахур выскользнул из темноты и в ярости швырнул на землю какой–то круглый предмет.
— Ты заслужила это, бесчестная! — воскликнул он и вскочил на коня.
Гамер пугливо шарахался, косясь на предмет, брошенный Мирахуром. Сафар всмотрелся внимательно, на траве лежала женская голова, опутанная длинными волосами.
16
До Куры они ехали вместе, а там распрощались: Мирахур направился к Араксу, Сафар повернул к Шуше.
По дороге Сафар встретил войска Ибрагим–хана, они с победой возвращались домой. Ослепленного Мамед–хана везли привязанным к ишаку, тут же, в обозе, были его жены, дети и брат Рагим–бек. Медленно двигались тяжело нагруженные мулы, ослы, вьючные лошади — они везли добро, награбленное в Гяндже и ее окрестностях.