— В самый солнцепек? — вырвалось у Леферии.
Ол-Ран неожиданно усмехнулся, и на его лицо вернулось уверенное выражение.
— Идите, — повторил он.
***
— Фелд, они действительно здесь? — спросила Леферия, едва мотх остался позади.
— Судии… Я их чувствую, но не совсем так, как в Хадрате, — отозвался тот. — И мы все еще к ним приближаемся. Их средоточие где-то там, — он неопределенно кивнул в сторону.
— В Хадрате нет никаких средоточий Судий. Они везде, — заметила Леферия.
— Именно.
Сигетнар слушал все это молча, не вмешиваясь и не задавая вопросов. У последней повозки их уже ждали. Высокий и худой, иссушенный солнцем мотх кивнул на длинные скамьи под сливочно-желтым тентом. На них, как птицы на насесте, сидели женщины, дети и горстка мужчин — неуловимо одинаковых, в выцветших обмотках и тряпье, в которых мотхи впервые предстали перед Леферией. Усевшись и сняв тяжелую куртку, она рассеянно произнесла, глядя перед собой:
— Пока еще неизвестно, могут ли Судии читать мысли. Кто-то говорит, что могут, другие — что нет. С одной стороны, Судии не карают за желание кого-нибудь убить или мысли о грабеже. С другой — замечено, что, если постоянно роптать, думать, что жизнь к тебе несправедлива, и проклинать судьбу, то на голову будут сыпаться неприятные случайности. Но еще неясно, совпадение это или наказание за дурные мысли…
— Понял, — отреагировал Сигетнар, устроившийся напротив. — Ладно, я найду о чем подумать.
Его прищуренный взгляд, казалось, прожигал насквозь — вот-вот ткань майки вспыхнет и осыплется пеплом. Леферия лишь вздохнула и попыталась заглянуть за край повозки. Ей вдруг пришло в голову, что если в пустыне песок, то колеса будут в нем вязнуть. Интересно, как устроены колеса у этих повозок?
— Судии рядом, но я не чувствую, чтобы они пытались проникнуть в наши мысли, — сказал Фелд. — Они будто инертны. В Хадрате они вездесущи, а здесь, кажется, отвечают только на прямые обращения.
— Если мотхи… или еще кто-нибудь, — Леферия все же опасалась напрямик говорить о Ложе Былого — вдруг Судии заподозрят, что гости что-то вынюхивают, — открыли окно в хадратский эфир, то так и должно быть. Фелд, а ты можешь…
Вопрос она не закончила — не было нужды. Адвокат усмехнулся.
— Нет. Если они захотят взглянуть, чем мы занимаемся, или послушать, о чем говорим, они это сделают. Я могу блокировать мотхов, но не Судий. А вот ощутить, не направлено ли их внимание на нас прямо сейчас — это легко. Сейчас им не до нас.
— Занятно живете — существа из эфира могут пялиться на вас в любой момент, — фыркнул Сигетнар. — А если вы сидите на толчке или занимаетесь сексом?
— Во-первых, не пялиться, а… Судии всеведущи и вездесущи! — наставительно начала Леферия, но сбилась. — Да и все как-то привыкли. Это же не люди.
Сигетнар поежился.
Когда сухая земля начала сменяться песчаным золотом, среди барханов появилась дорога. Аккуратные плиты из пористого рыжего камня широкой лентой убегали вдаль. Колеса загрохотали по стыкам. Солнце уже не заглядывало под тент, оно поднялось высоко, и лучи бессильно скользили по ткани навеса, пытаясь добраться до людей.
Попутчики-мотхи негромко переговаривались. Когда они, то и дело прикладываясь к бурдюкам с водой, осушили их почти полностью, а воздух раскалился так, что собственное дыхание казалось не теплым, а прохладным, Леферия начала оглядываться. Должен же быть какой-нибудь оазис, место для привала, колодец, в конце концов! Но дорога убегала к горизонту, и впереди, насколько хватало взгляда, был только песок, песок и длинная вереница повозок и фургонов, влекомых четвероногими гигантами с добродушными мордами.
И тут раздался крик.
Она не увидела, кто кричал. Где-то впереди. Крик был протяжным, чуть задумчивым, словно песня, и неестественно громким. Для него будто не существовало расстояния и презренных границ человеческих способностей. А еще тот, кто его испустил, явно кого-то звал.
Кого-то — или что-то.
Фелд неожиданно вздрогнул. Не тогда, когда услышал крик, а парой мгновений позже, когда голос уже затихал, развеиваясь над пустыней.
В лицо ударил резкий влажный ветер. Казалось, в воздухе открылось течение, тяжелое, холодное. Оно ворвалось в раскаленное марево, и жар панически взвихрился, точно порываясь бежать. А холодные потоки продолжали хлестать. Блеклое сизое небо потемнело, но на нем не появилось ни одной тучи. Его закрыла серовато-бирюзовая пелена, густой туман, который тяжело колыхался над головой. Спустя мгновение Леферия поняла, что это такое.
Гидровоздух!
Он не опускался слишком низко и не вытеснял ставший уже привычным легкий воздух Геолиса, но надежно преграждал путь раскаленным лучам. А холодные вихри точно вышли прямиком из приокеанья. Это там гидровоздух делался чуть более разреженным, а над водой бушевали соленые ветра. Надо же…
— Вот теперь Судии здесь, — сказал Фелд. — Они откликнулись на зов.
Леферия заговорила не сразу.
— Послушай, — выдавила она наконец, — ты помнишь хоть один случай, чтобы в Хадрате Судии меняли погоду по чьей-то просьбе?
Фелд в ответ не сумел сдержать смешок.