Во дворе костёла стоял большой деревянный крест. У католиков есть такая традиция, устанавливать поклонные кресты. Они их ставят на въездах в сёла, на перепутьях дорог, и вот возле церквей. Такие кресты обычно очень просты в устроении, их сбивают из двух прямых, как мачты, стволов, и указывают дату установки. Крест освящается и верующие, проходя на службу и после неё, прикладываются к нему. Со временем, когда крест приходит в ветхое состояние, его заменяют и ставят новый.
Вот, как-то, играя возле костёла, наш старший товарищ, Эдичка, по-моему, ему было на тот момент 13 лет, вдруг предложил: «Пацаны, а давайте крест этот завалим, он уже в земле подгнил, я проверял. Так что если мы на него хорошенько попрыгаем, то он завалится. Вот будет хохма, придут завтра эти «женихи» с «невестами» на службу, а их крест валяется». Эдичка знал, что на следующий день у поляков состоится конфирмация, и детей поведут в храмы.
Нас было трое, я не помню, как звали второго мальчика, но он тоже горячо поддержал предложение Эдика. Мы тут же побежали к кресту. Первым разбежался Эдик и ударил по кресту ногами изо всех сил, потом побежал второй мальчик и тоже ударил, а потом наступила моя очередь, и я уже было готовился побежать, но посмотрел на крест, и не смог. Я ничего не знал о Христе, совершенно. В школе мне говорили, что Его нет, и никогда не было, что всё эти разговоры о Нём — только обман и пережитки прошлого, но ударить по кресту почему-то не смог.
И даже больше, мне стало как-то неловко, я потерял всякий интерес к происходящему и, словно дистанцируясь от всего, зашёл в храм. В нём шли последние приготовления к завтрашнему празднику. Маленькие католики проходили проверку знаний по Закону Божию, а потом расходились по кабинкам на исповедь. Я видел, как мои ровесники становились на коленки, и что-то горячо говорили священнику, но не на ухо, как это делается у нас, а через деревянную решётку. Мне всё было интересно и непонятно. Это сейчас я знаю, что они делали в тот вечер, а тогда для меня это был «тёмный лес».
Папа говорил мне, своему некрещёному сыну, что мы православные, а католичество не наша вера. И я твёрдо знал, что это не наша вера, а мы — православные, хотя, что это такое, тоже не знал.
А мои друзья в это время всё прыгали и прыгали на крест, били и били его, но крест устоял.
Прошло что-то около месяца с того памятного дня, и мы с Эдиком собрались «пострелять болтами». Это сегодняшним мальчишкам нет нужды делать самодельные бомбы. Заходи в любой магазин и набирай себе полные карманы взрывалок, и взрывай, пока не оглохнешь, или взрослые по шее не надают. А тогда всё приходилось делать самим.
Технология забавы была простой. Брались два одинаковых больших болта и такая же гайка. На один болт накручивалась гайка, и в неё нужно было счищать серу со спичек, а потом, сера прессовалась вторым болтом Порой, чуть ли не весь коробок мог уйти, зато уж если жахнет, так жахнет, звук такой, будто граната взорвалась.
Мы с Эдиком стали счищать серу. Смотрю, он всё чистит и чистит. «Ты чего, — говорю, — так много кладёшь? Разорвать может. Дели на два раза». Эдик в ответ смеётся: «не дрейфь, мы с тобой сейчас весь дом переполошим».
Но случилось то, чего я и боялся. Болты нужно было, размахнувшись, запустить или в кирпичную стену, или ударить об асфальт. До стены было далеко, поэтому он бросил его на дорогу, но то ли рука у него сорвалась, то ли болт заскользил, только рвануло рядом с моим товарищем. Грохот действительно удался на славу, аж, уши заложило, но зато и болты разорвало. Один из кусков, по одному ему известной траектории, полетел и ударил Эдика в лицо, прямо под глаз. Мальчик упал и потерял сознание.
Я оттащил его в сторону с проезжей части дороги и побежал к нему домой, звать маму.
Недели три Эдик пролежал в больнице с завязанными глазами, а когда повязку сняли, то поняли, что видеть он теперь сможет только одним глазом. Правда, по окончании школы он умудрился поступить в какое-то военное училище.
Второй мальчик, время стёрло из памяти и его имя, и внешность, в этом же году, катаясь на велосипеде, попал под машину. Слава Богу, всё обошлось, но мальчик долгое время ходил с костылём. Как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю.
Уже много лет спустя, придя в Церковь, я понял, что страдание моих товарищей стало следствием того бесчинства, что творили мы тогда, накануне дня конфирмации. В те годы, понятное дело, все эти события не увязывались у меня в одну логическую цепочку.
После того, как я навсегда уехал из города моего детства, только один раз мне повезло снова попасть на праздник конфирмации. И снова нарядные дети. Девочки, словно маленькие невесты, и мальчики, вышагивающие в своих костюмчиках, подобно юным кавалерам, в сопровождении суетящихся взрослых, спешили в храмы. Город преобразился и расцвёл. Как хорошо, что у нас рождаются дети, как хорошо, когда их наставляют в отеческой вере, как радостно видеть их спешащими в храмы.