– В том-то и дело, что она сначала жена, а лишь потом мать! – почти кричит Марк, и мне кажется вдруг, что я уже слышал где-то эти страшные слова. – Она любит тебя и на все пойдет для тебя. Я ее не виню, но она не защита ни мне, ни Тали! Лучше уйти подальше.
Марк даже не заметил, что он прямо отвечает на мои мысли – мысли, а не слова. Итак, Констанс не защита для них... от меня... Да ведь это сказала Натали. Не защита! Печаль и гнев охватывают меня. А расстояние – ты думаешь, это защита? Я справлялся с этими тупыми и злобными тварями-эсэсовцами, так неужели я не смогу воздействовать на родного сына? Да на каком угодно расстоянии...
Лицо Марка медленно бледнеет, это заметно даже сквозь бронзовый летний загар. Он судорожно выпрямляется и сжимает кулаки. Конечно, он все это видит – то, что я думаю. Но что же делать? Марк
Марк сдвигает свои густые темно-золотые брови, прикусывает губу и напряженно вглядывается в меня. Он сбит с толку и напуган.
– Зачем ты это делаешь? – наконец спрашивает он. – Чтоб напугать меня? Это... это же нечестно! И вообще неужели ты мог бы... – он бледнеет все больше.
– Не знаю... – честно признаюсь я – Ведь тебе всего шестнадцать лет, я боялся бы за тебя, и кто знает... Глаза Марка темнеют, я пугаюсь этих расширенных неподвижных зрачков и поспешно заканчиваю: – А сейчас... сейчас я вообще ничего не делаю и вовсе не пытаюсь тебя запугивать... Это получается само собой и не зависит уже от моей воли...
Марк переводит дыхание, поза его становится менее напряженной, но руки по-прежнему сжаты в кулаки.
– Ну ладно, – наконец говорит он, и я понимаю, как он ошеломлен новыми для него ощущениями. – Сейчас я хоть вижу, что ты говоришь правду. Но ты же сам понимаешь, как это могло получиться. Ты желал бы мне добра, как желал бедняжке Тали, а ведь ты мог убить меня, свести с ума... бр-р! – Он зябко передергивает плечами. – Даже помимо воли... ты прости, но я слышал, как ты объяснял маме, что с Тали все получилось помимо твоей воли...
– Это совсем другое дело... – тихо говорю я: усталость и равнодушие опять одолевают меня.
– Уж не знаю... а, да теперь это все равно! Но ты можешь мне объяснить, почему мы остались живы?
Я бессвязно и безнадежно бормочу что-то о Светлом Круге... о великой силе любви и дружбы, о невидимых нитях, связывающих людей... о том, что телепатия усиливает эту духовную связь... Марк слушает и качает головой.
– Я так и думал, что ты сам толком не знаешь, в чем дело. Теперь слушай. Оставаться здесь я больше не могу. И никто не может, ты же видишь. Один за другим уходят и уходят. Я тоже хочу пойти. Может быть, это вовсе и не смерть, мы же ни черта не знаем, сидим, как рыбы в запыленном аквариуме, а кругом, может быть, море, надо только решиться.
– Марк, ты с ума сошел! – Я не хочу сдаваться, хоть не верю в победу. – Ты видишь, что я не пытаюсь пускать в ход силу, чтоб удержать кого-либо из вас. А ведь это стоило сделать – вы уходите, чтоб умереть. Только потому, что не хватает терпения.
– Дело не в терпении, – объясняет Марк. – Для чего терпеть – вот вопрос. Или мы одни остались во всем мире, тогда... ну, все равно, тогда это не жизнь. Или же еще есть люди – вот я и пойду их искать.
– Марк, ну разве ты не понимаешь, что такое радиация?
– Понимаю. Мало я книг читал об этом, мало фильмов видел? Но мы-то сейчас не знаем, что там, за окнами. У нас даже счетчика Гейгера нет. Почем ты знаешь, может, это была «чистая» бомба, нейтронная и никакой радиации вовсе и нет?
Я ошеломленно молчу. А если в самом деле?
– Этого не может быть, – глухо говорю я наконец.
– Ах, не может? А чтобы телепатия защищала от радиации – это может быть?
– Но почему же тогда никто не вернулся? – растерянно бормочу я, стараясь сообразить, когда ушла Валери.
– А почему, они должны были возвратиться? – спрашивает Марк.
Эти меня добивает. В самом деле, почему? Что им тут делать, если они поняли, что я трус и жалкий эгоист, что никого я на самом деле не люблю и всеми этими побасенками о Светлом Круге и великой духовней связи лишь прикрываю свое душевное бессилие?
Марк ловит мои мысли и явно смущается. Что он испытывает? Жалость, смешанную с презрением? Ну да, вдобавок он все же подозревает, что я сознательно передаю ему свои мысли, и это кажется ему некрасивым. Еще бы! Дорого я дал бы теперь за возможность спрятаться, уйти в себя, не быть таким прозрачным и беззащитным!