В кругу семьи. Смерть Иезавели

Чарлзворт продолжал:

– Случилось кое-что непредвиденное: Белый Рыцарь влетел в комнату, когда мисс Сволок находилась только на полпути к двери. Она застыла у стены, окаменев от ужаса, а он, озабоченный тем, как бы не свалиться с лошади, смотрел на нее – и не видел. Он видел лишь доспех у стены.

– Только когда я вернулся, впустив мисс Сволок, – сказал Брайан, – доспех действительно был на крючке, а шлем висел на колышке восемнадцатью дюймами выше. Не должен ли я был удивиться, что шея внезапно стала такой длинной?

– Вы могли этого не заметить. Сейчас я сделал то же самое, и никто из вас не понял, что один из доспехов надел свой шлем.

– Сейчас вы были одним из двенадцати доспехов, – сказал Коки. – А тогда на пустой стене висел всего один костюм.

– Ну он был занят своей лошадью. У него не было времени осматривать помещение: в тяжелых доспехах, сбитый с толку от неожиданности, он свалился с лошади, набил шишку и с минуту лежал на полу. Мисс Сволок видела, как это случилось, выбралась из доспехов, прислонила их к стене, повесила шлем на колышек и бросилась к коридору. А там начала колотить и кричать, как будто не может войти. Он поднялся, все еще ошеломленный, подошел, чтобы открыть дверь, подергал щеколду… Возможно, мисс Сволок держала дверь с той стороны, и ему не сразу удалось открыть. Он был все еще не в себе. Может, он искренне верит, что отодвинул задвижку. А может, и нет. В любом случае – не отодвинул. Мисс Сволок осталась в задней комнате, дождалась, пока все рыцари выедут на сцену, убила Изабель и сбросила ее вниз, а затем вернулась и вышла в коридор.

Чарлзворт выглядел очень сосредоточенным. Его голова торчала из круглого металлического ошейника доспеха, словно голова черепахи из панциря.

– А кто же тогда свистел? – спросила Перпетуя нежным голоском.

Инспектор резко повернулся к ней.

– Свистел?

– Я же говорила. «Сюр ле понт д’Авиньон». Пока я лежала связанная в той ужасной подсобке.

Чарлзворт перестал настороженно следить за мисс Сволок.

– Боже мой, мисс Кирк! Вам только что пришло в голову указать нам на это?

Девушка вяло посмотрела на него.

– Ну… нет. Я все время об этом думала. Я ждала, когда вы все выясните и объясните, как мисс Сволок могла убить, а потом скажете, что все же не могла, потому что все время сидела там и насвистывала. – Она добавила мягко: – Я же говорила вам.

Инспектор Кокрилл слишком глубоко ушел в свои мысли, чтобы расплатиться с мистером Чарлзвортом за его преждевременные победные взгляды. Щелк, щелк, щелк – собиралась картинка, вставали на место детали головоломки, сами сортируясь, чтобы позже занять подходящее место. У мисс Сволок есть алиби на время убийства Изабель. И у Перпетуи, запертой в подсобке. И у Брайана Бриана – его алиби могли подтвердить сотни людей. А мистер Порт имел алиби на то время, когда убийца Эрла Андерсона стоял в телефонной будке на Пикадилли. И Мамадорогая…

Чарлзворт мысленно признал, что в азарте реконструкции позабыл о свисте. Он угостил всех сигаретами и теперь рылся в кармане в поисках зажигалки. Там обнаружился скомканный клочок бумаги. Откуда?..

А! Он взял его в доме Джорджа Эксмута. На нем было написано: «Здесь, в неосвященной земле, покоится тело Джорджа Эксмута, семнадцати лет, который, ради спасения чести некой дамы…».

В ту ночь Перпетуя не могла уснуть. Двойной Брайан проводил девушку до квартиры, поцеловал ей руку, пожелал спокойной ночи и пошел восвояси – своей странной прыгающей походкой, в черной фетровой шляпе, сдвинутой на затылок, и в макинтоше длиной до середины икр. Теперь, на расстоянии, когда сила его обаяния ослабла, Перпетуя видела в нем что-то слегка комичное, даже граничащее с жалким: Брайан был так спокоен, весел и уверен в себе, не подозревая об абсолютной неуместности в летнем Лондоне деловой шляпы и длинного макинтоша. Перпетуя лежала без сна в жаркой ночи, размышляя, стоит ли приветствовать свою метаморфозу и стоит ли влюбляться в этого взрослого мальчика, которого никто, кроме его мамы, не мог любить, потому что он хвастлив, самоуверен и немного позер. К тому же у него крупные выпирающие коленки. Она улыбнулась сама себе в полутьме комнаты. Пускай у Двойного Брайана выпирающие коленки, зато у него хорошие руки: такие, что заставляют подскакивать сердце, когда касаются твоих рук. Все иностранцы имеют привычку целовать руку, но было особенно приятно, когда руку ей целовал Двойной Брайан – стоя у ее дверей, склонясь над ее пальцами, глядя на нее своими улыбчивыми, сияющими, небесно-голубыми глазами…

Она не могла заснуть. Наконец встала, надела брюки и свитер. Комната показалась невероятно тесной – ей нужен воздух. Тихо, чтобы не разбудить соседей, девушка вышла из дома. Часы на церкви пробили один раз… два… три.