В крымском подполье

Немецкое командование поспешно стянуло на Керченский полуостров резервы из ближайших районов, в том числе из Феодосии. Советское командование только этого и ждало. В ночь с 28 на 29 декабря был высажен десант в Феодосии. Для немцев создалась угроза быть отрезанными на Керченском полуострове, и они в панике бежали.

* * *

На рассвете 30 декабря стрельба прекратилась. Наступила тишина. Я вышел на улицу. Город казался пустым. Немецких солдат не видно, даже жандармы исчезли с постов. Я решил пойти к зданию горкома партии, где помещалось гестапо: если и там нет немцев, значит они все удрали.

Из-за угла пустынной улицы выехал всадник — моряк в бушлате, с автоматом за спиной.

— Вы кто будете, милый человек? — Я попросил его остановиться.

— Моряк из десанта.

— А куда же немцы девались?

— Удрали, дедушка.

— Значит, город свободен, ходить можно?

— Свободен! Ходи, дедуля, куда хочешь. Город наш!

Из калитки соседнего дома к нам подошла сгорбленная седая старушка. Она жадно прислушивалась к нашему разговору.

— Батюшка, неужто этих аспидов больше нету? — Оглядываясь, она перекрестилась.

— Нет, бабушка, нет, не бойся больше никого.

Старушка бросилась к краснофлотцу, обхватила его ногу, начала целовать и не своим голосом закричала:

— Феня! Люди! Выходите, наши тут! Наши! Немцев больше нету!

На ее крики из домов начали выбегать люди. Они обнимали, целовали моряка и его лошадь. Женщины от радости рыдали и смеялись.

Я насилу выбрался из толпы и пошел дальше. У здания, где прежде был штаб военно-морской базы Черноморского флота, опираясь на винтовку, стоял пожилой, давно не бритый красноармеец в полушубке, в ушанке. Около него тоже собрался народ, Спрашивали наперебой:

— А Москва наша?

— Наша. Стоит, как всегда.

— А Ленинград?

— Тоже наш.

— А не знаете, где мой муж? Он во флоте служит, на крейсере «Красный Кавказ».

— «Красный Кавказ»? Постой. А-а, знаю! Он в Новороссийске стоит.

Каких только вопросов не задавали, и он терпеливо старался каждому ответить как мог.

На здании гестапо каким-то чудом уцелела вывеска горкома партии. Я вошел во двор и через черный ход поднялся на второй этаж. Обошел все комнаты, заглянул в ящики с голов, в шкафы. Гестаповцы удрали поспешно, оставив мною документов. В папке начальника гестапо, палача Фельдмана, сохранились последние доносы.

Собрав документы, я запрятал их в кладовку под разный хлам и вышел. Во дворе уже шуровали какие-то подозрительные типы.

По дороге домой я узнал, что всех политических заключенных гитлеровцы перед уходом расстреляли, а уголовников выпустили из тюрьмы. В городе начались грабежи, а красноармейцев на улицах почти не было видно.

Дома я рассказал обо всем «Семену» и «Маше», и мы решили переговорить с командованием десанта об обстановке, узнать, прибыл ли кто-нибудь из партийных и советских работников. Если срок их прибытия неизвестен, нам придется самим выходить из подполья и браться немедленно за работу.

Я пошел в город разыскивать командира десантников.

Вокруг красноармейца в полушубке попрежнему толпился народ, и я с трудом к нему протиснулся. Мне пришлось долго уговаривать его, пока он сказал, где найти старшего.

В одной из комнат я нашел моряка, осматривающего трофейное оружие.

— Вам что, папаша?

— Начальника ищу.

— Командира пока нет. Я заменяю. А вы по какому делу?

Я объяснился и представился.

— Очень приятно познакомиться. — Моряк встал и, одернув бушлат, крепко сжал мне руку. — Я — Калинин, комиссар десантной группы моряков.

Выяснилось, что никто из гражданских с ними не прибыл.

— В Керчь вошла только моя группа — восемнадцать человек, — с гордостью сказал Калинин. — Пятнадцать моряков и три красноармейца. Из Камыш-Буруна мы ждем десантные части. Но тут надо раненых устроить, выпечку хлеба наладить. Хорошо, если бы вы сами за это взялись.

Так и решился наш выход из подполья.

* * *

В то же утро в помещении горкома партии я собрал подпольщиков. Туда же скоро приехали Пахомов и члены штаба аджи-мушкайского отряда — Сергей Черкез и Андрей Бандыш.

На заседании подпольного комитета было организовано оргбюро обкома партии по городу Керчи: Козлов — секретарь, Ефимова — секретарь по кадрам, Колесниченко — председатель оргкомитета городского Совета депутатов трудящихся, Скворцов — заместитель председателя и Пахомов — начальник милиции. Мы создали также оргбюро районных комитетов партии по Маяк-Салынскому и Ленинскому сельским районам. В городе Керчи были организованы оргбюро райкомов партии по Кировскому, Сталинскому и Орджоникидзенскому районам.

Партийные и советские органы, партизаны и подпольщики энергично взялись устанавливать революционный порядок, налаживали хозяйственную и культурную жизнь города и районов.

Директором завода Войкова был назначен партизан — инженер Андрей Кущенко. За очень короткий, срок он сумел восстановить, ремонтный цех, и одним из первых выстрелов с бронепоезда, отремонтированного в этом цехе, был сбит немецкий «юнкерс».

Мы все ходили, совершенно опьяненные ощущением свободы.

Пахомов приехал грязный, оборванный, прямо из каменоломни. Он очень похудел, черты лица его еще больше заострились.